Онлайн книга «Татуированная кожа»
– Чего не заходишь? Сытый, что ли? – ревниво спросил Вольф, по-новому вглядываясь в лицо приятеля. Гладкая кожа, правильные черты лица, мужественный широкий подбородок с едва заметной ямочкой... Он должен нравиться женщинам. – Я тебя ищу уже целых полдня! Товарищ равнодушно пожал плечами. – Пока окна докрасил, потом плитку в ванной приклеил... Вранье. Плитка была в полном порядке, да и окна все выкрашены в два слоя. – Дай закурить, Вольф отвернулся, задержал дыхание и сильно потер переносицу. На несколько секунд это повышает остроту обоняния. – Закурить?! – Серж явно удивился, но полез за сигаретами. – Небось от нервов? Я слышал, ты с этими козлами разобрался... А правда, что пришлось гадюке голову откусить? Потянувшись к пачке, Вольф приблизил лицо к Серегину и медленно, как учили, втянул воздух. Пахло чисто вымытым телом, борщом и спиртным. Возможно, трехзвездочным армянским коньяком. И руки пахнут мылом. Ни одной молекулы краски в запахах Сержа не присутствовало. Он действительно врал. – Разобрался. Вдвоем это было бы проще. Тем более Шмель из-за тебя ко мне вяжется... Вроде обычный разговор – ни к чему не обязывающий треп... Но это только видимость. Между ними возникло напряжение, будто электрическое поле сгущалось перед грозой. Очевидно, это чувствовалось на расстоянии – выходящие из столовой солдаты собирались группами, болтали, курили, но все держались в стороне, желающих присесть рядом не находилось. Вольф зажал сигарету в зубах, но зажигать не стал. – Из-за меня он привязался не к тебе, а ко мне, – холодно ответил Серж. – Я ему рога и обломал. – Из-за тебя! Пока ты там борщ трескал... В голосе Вольфа проскакивали недоброжелательные нотки, и Серегин это почувствовал. – Но ведь это был не твой борщ! – еще холоднее сказал он. – Если ты в пустыне нашел родник и напился, это не значит, что другие должны проходить мимо! – Что ты имеешь в виду?! – откровенно враждебно спросил Вольф. В напряженной атмосфере с треском промочили первые искры. – Только борщ. Что же еще? – А патроны? – Какие патроны? – Автоматные. Три штуки. Только тебе я говорил сколько их! И Семенов знает, что их именно три! Откуда он это знает? Напряжение росло, угрожающе трещали разряды ненависти, до грома и молний оставалось совсем немного. Обвинение в стукачестве – вещь серьезная, после него чаще всего вспыхивает драка. Вольф напрягся и отодвинулся, чтобы было место для замаха. Но Серж отреагировал на удивление вяло. – Мало ли откуда... Кто-то мог видеть, как ты их брал. Или как ты их прятал... Это скорей всего. Потом достал и посчитал. – Зачем же Семенов меня колол, где патроны, если их нашли? Зачем время тратил? Зачем, объясни! – Да очень просто... Если ты место показал, то все – потом не отопрешься! Действительно... Пыл Вольфа стал было угасать. Но, кроме патронов, существовали на свете давно покрашенные окна и совершенно целая плитка... Существовала ложь и попранные законы товарищества. Лгун и предатель сидел справа – левый кулак Вольфа налился привычной свинцовой тяжестью, мозг безошибочно выстроил круговую траекторию, упирающуюся в ямочку на широком подбородке. – Складно говоришь... Только откуда ты все эти особистские штучки знаешь? – Да пошел ты на хер. – Левый глаз у Сержа прищурился, и уголок рта чуть приподнялся, как перед прохождением штурмовой полосы или жесткой рукопашкой. – Что ты меня допрашиваешь? Я тебе что-то должен? «Должен, сука!» – Кулак дернулся, но, как подорванная на старте ракета, не вышел на боевую траекторию, а бессильно уткнулся в колено Вольфа. – Взвод, становись! – скомандовал Деревянко. Но остановила Вольфа не команда. Он вдруг отчетливо вспомнил, как поспешно сбрасывал сапоги и штаны в восьмой квартире, как из бокового кармана выпали и рассыпались на ковре все три патрона – узкие, вытянутые, с хищными остроконечными пулями... Софья их видела, но ничего не спросила, она вообще не вникала в то, что ее непосредственно не касалось. Неужели... Остаток вечера он ходил, как оглушенный. Механически мылся и чистил зубы, механически переставлял ноги на вечерней прогулке и заведенной шарманкой орал трагическую песню про обреченный десант. Пусть даже команду отдали в азарте — Сильней дипломатии ядерный страх. А мы – острие синей стрелки на карте, Что нарисовали в далеких штабах. Мы первые жертвы допущенной спешки И задним числом перемены ролей. В военной стратегии мы только пешки, Хотя и умеем взрывать королей! И у генералов бывают помарки: Вдруг синюю стрелку резинкой сотрут... Но мы уже прыгнули, жизни – на карте, А сданные карты назад не берут... После отбоя Сидорук с нечеловеческим воплем выскочил из постели – под одеялом лежала растоптанная змея. Шмель бился на своей койке и истерически хохотал, пока у него не началась икота. Больше в казарме никто не смеялся. – Мудак! – в сердцах выругался Вольф. Серегин молча лежал на своем месте, отвернувшись – ниточка дружбы между ними оборвалась, и прикрывать друг друга от возможного нападения «стариков» они не могли. Бодрствовать всю ночь после тяжелого дня невозможно... Будь что будет! Вольф провалился в тяжелый дурной сон, и на этот раз ему действительно снились кошмары. – Говорят, почти сто процентов, что приедет Грибачев, – докладывал Чучканов комбригу главную министерскую новость. – Значит, и Бахрушин, и Рыбаков, и Латынин, и все остальные... – Подтверждается! – Раскатов тяжело опустил короткопалую ладонь на полированную столешницу письменного стола. Бумаг на столе не было – комбриг осуществлял общее руководство, переложив конкретику на заместителей. Чучканов являлся его правой рукой. – Меня давно информировали... А ты знаешь, что он не просто секретарь ЦК? Он самый молодой и перспективный, его прочат на место Генерального... Комбриг не говорил, а вещал, он очень любил проявлять осведомленность, учить, читать нравоучения и требовал, чтобы его слушали внимательно и выполняли все беспрекословно. Это был высокий крупнотелый мужчина с большой головой и грубыми чертами лица. Густые черные волосы, зачесанные на пробор, вытарчивали жестким козырьком над высоким покатым лбом. Только большой рот и пухлые змеящиеся губы портили мужественность облика: они могли принадлежать картежнику, сутенеру или гомосексуалисту, но никак не спецназовцу. Впрочем, Раскатов пришел «на бригаду» из министерства, паркета за его спиной было куда больше, чем непроходимых болот и диких лесных троп, а о спецназовском прошлом в биографии можно было узнать только из его собственных весьма туманных рассказов. Разведчик немногословен и умеет в любой ситуации выделить самое важное – будь это опасность или возможность ее избежать. А комбриг сейчас пропустил мимо ушей главное... |