Онлайн книга «Расписной»
|
– Типун тебе на язык! – замахал руками толстяк. Пристяжь рассмеялась. – Оп-ля, снова карта моя! – раздался радостный выкрик: Резаный опять выиграл. Это был здоровенный детина с наглой рожей, он заехал в хату только вчера, но сразу же стал затевать игры и уже в пух и прах обыграл троих. Все трое были предельно обозлены и между собой шептались, что новичок шулерничает. Но сделать предъяву в открытую никто не отважился. – Как катаешь, гад?! – Хорек замахнулся, но Резаный оказался быстрее и сильным ударом сбил его с лавки. – Все чисто. Давай, расплачивайся! – Хрен тебе! Думаешь, я не видел, как ты передернул? Хорек оскалился, вытирая разбитые губы, сквозь серые зубы протиснулся нечистый язык, глаза лихорадочно блестели. – Меня за лоха держишь? Только я с тобой не по-лоховски расплачусь! Брюхо вспорю и кишки на шею намотаю! – Глохни, гниль, башку сверну! Хорек бросился вперед и вцепился противнику в горло, свалив его на пол. Они покатились между шконок. – Растяните их! – крикнул Микула и вздохнул. – На кой мне эти рамсы? Только зарулил к людям, а уже все перебаламутил. И вообще скользкий… Вчера полдня терли базар – много непоняток вылезло. Слышь, Катала, накажи его! Пусть заглохнет. А потом я его пробью по хатам, как-нибудь точняк подтвердится! Несколько человек быстро разняли дерущихся. Хорек успел расцарапать противнику лицо и укусил за руку. – Гля, он психованный! – Новичок показал всем прокушенную кисть. – Ладно, заживет, – небрежно сказал Катала. – Давай с тобой картишки раскинем. Я никогда не базарю: выиграл, проиграл – без разницы. – Давай раскинем, – неохотно ответил Резаный. – Только без интереса. – Почему так? У меня и табак есть, и бабки, и хавка! – Не, на интерес не буду. Я видел, как ты колоду держал. – Да ладно. Не бзди! – Сказал – нет! Без интереса – давай. Катала задумался. Брови на лице картежника выгнулись домиками, выдывая напряженную работу изощренного ума. – А хочешь, давай поспорим, что ты со мной на интерес сыграешь? Резаный насторожился. – Это как? Заставишь, что ли? Катала усмехнулся: – Да ты что! Ты же в путевой хате, тут беспределу не бывать… Кто тебя заставит? Сам сыграешь. – Сказал же: я играть не буду! – Вот и выиграешь спор! К тому же я против одного твоего рубля десять своих ставлю. – Против одного моего десять своих? Так, что ли? Если я сотню поставлю, ты тысячу, что ли? – Точно! Тысячу! Резаный колебался. В тюрьме деньги имеют другую цену, чем на воле. И тысяча рублей – это целое состояние. – Харэ. Только без подлянок. Давай смотрящих за спором, перетрем условия! Смотрящими вызвались быть Зубач и Скелет. – Значит, так… – Резаный загнул палец. – Первое: я на интерес с ним играть не сяду. Второе: ни он, ни кто-то другой меня заставлять не может. Он загнул еще один палец. – Третье: я ставлю сто рублей, а он тысячу. Так? Катала кивнул: – Так. Два уточнения. Ты добровольно сядешь со мной играть на интерес еще до ужина. – Хрен. Вообще не сяду. – До ужина… Зубач и Скелет внимательно слушали. – Расчет сразу, – сделал второе уточнение Катала. Резаный оживился: – Значит, после ужина ты мне отдаешь бабки! – Отдаст тот, кто проиграет, – опять уточнил Катала. – Сразу, как проиграет, так и отдаст. Согласен спорить? Новичок подумал. – Смотрящим все ясно? – Конечно, брателла, – сказал Зубач. – Ясней некуда. Вольф не понимал, как Катала собирается надуть новичка, но не сомневался, что своей цели картежник добьется. – Ладно, спорим! Резаный и Катала пожали друг другу руки, Скелет разбил рукопожатие. – Спор заключен, – объявил он. Катала хищно улыбнулся: – Давай, расплачивайся! – Чего?! – возмутился новичок. – Я что, сел с тобой играть? Катала кивнул: – Да. Только что. Спор на интерес – это и есть интересная игра. Ты проиграл. Давай стольник. – Что за херня! Мы спорили, что я в карты не сяду! – Разве? Про карты разговора не было. Давай у смотрящих спросим! – Это точно, про карты речи не было, – подтвердил Зубач. Скелет согласно кивнул. – Был базар про игру на интерес, – буднично объяснил Катала. – Ты в нее сыграл. Мы договорились, что расчет сразу. Где мой стольник? Лицо Резаного вспотело, он затравленно огляделся. – Это лоховская. Я платить не буду! Микула придвинулся ближе. – Ты имеешь право на разбор. Пиши малевку старшим, как раз сейчас и погоним. – Точно, у меня все готово. – Калмык, сверкая раскосыми глазами, протянул пахану скатанную в узкую трубку газету, туго, виток к витку, обмотанную по всей длине резинкой от трусов. – Давай сюда! Микула привязал тонкую нейлоновую нитку из распущенного носка к сломанной спичке, а спичку вогнал в изготовленную из жеванного хлебного мякиша «пулю», вставил ее в трубку и передал калмыку. Расписной смотрел с интересом, встретив его взгляд, Микула пояснил: – Менты здесь все время «дороги» рвут… Приходится стрелять… Пока попадешь так, чтоб прилипла, задолбишься совсем! Да и легкие надо иметь охеренные… Вон у него хорошо выходит. – Шестая, принимай «коня»! – оглушительно заорал калмык в наглухо заплетенное проволочной сеткой окно. – Шестая, «коня»! – Я так скажу, Володя, – доверительно обратился Шнитман к Расписному. – Уже то хорошо, что зона-то политическая в лесу! – А чего хорошего? – мрачно отозвался Вольф, наблюдая, как калмык осторожно просовывает свою духовую трубку сквозь неровное отверстие в сетке. Кто знает, что написал смотрящий в очередной малевке да что пришлют в ответной… – Воздух там хороший, свежий, лесной! Это очень Для здоровья полезно… – А-а-а… В пересыльной камере Владимирской тюрьмы содержалось всего пятнадцать человек, и в отличие от Бутырки здесь можно было дышать, но свежести в этой спертой, вонючей атмосфере явно недоставало. Калмык сделал долгий вдох и, прижавшись губами к трубке, резко выдохнул. Резаный настороженно наблюдал со своей шконки. По лицу было видно, что он не ждет от ответа ничего хорошего. |