Онлайн книга «Расписной»
|
– Да очень просто. Как обычно. Ты прокололся – те на куски порвали… А эти меня расстреляли. Все в дамках – и дело с концом. Домовой снова наполнил стаканы. – Окстись, Потапыч! Ты что? Кого сейчас за это расстреливают?! Старик вздохнул: – Это верно. Потому и порядка нет. Порядок – он ведь на страхе держится! Только у меня страх в крови сидит, в костях, в сердце, в мозгах! Вот и не знал: отпустят или расстреляют. Мало ли, что сейчас послабления кругом, а вдруг как раз мне-то послабления и не сделают! Пулю в затылок пустить дело нехитрое. И тогда какая мне разница, что там у других делается… Давай поднимай! Вольф покачал головой: – Крепкая больно. Градусов семьдесят, не меньше… – А я выпью. За крепкую власть выпью. Потому как без нее всем хана. Ведь посмотри, что получается… Потапыч выпил, покрутил головой и снова закусил чесноком. – В сороковом году я служил срочную в войсках НКВД, ага. Раз пошли на операцию: в одном домике засел злодей – грабитель или разбойник, опера его оттель выкуривали, а нас в оцепление вокруг поставили, чтоб не ушел… А он возьми – и выкинь в окошко перстенек золотой, улику, значит… А один солдатик соблазнился, возьми и подыми, и за пазуху сунь… И что тогда? –Что? Вольфа развезло окончательно, он то и дело проваливался в сон, так что голова бессильно свешивалась на грудь, как в метро. И тут же вскидывался, тоже как в метро. Слова Потапыча сливались в дымную завесу, звуковой фон, хотя смысл произносимого сохранялся. – А то! Солдатику двадцать пять лет дали, разбойника – на Луну… Как положено. Другие разве шалить станут при таком раскладе? Мне двадцать годков едва исполнилось, мальчишка, а ведь до самой печенки понял – нельзя за чужим руки тянуть… И службу надо честно справлять. А теперь что? –Что? Вольф вскинулся в очередной раз. – А то! Тюрьмы нынче изоляторами зовут, только это одно название. Чего они изолируют? За башли тебе и записку передадут, и водку принесут, и бабу приведут! А информация туда-сюда льется, как говно через канализацию! У нас-то, в Лефортово, конечно построже… Потому что дух сохранился! А в обычных тюрьмах… Потапыч махнул рукой и вышел в спальню. Освобожденный от утомительной роли внимательного слушателя, Вольф уронил голову на стол и мгновенно отключился. – Подъем, приготовиться к атаке! Рядовой специальной разведки Волков вскочил, с грохотом опрокинулся стул. Но вместо начбоя Шарова он увидел молодого капитана НКВД Потапыча в парадном мундире. Стоячий воротник обхватывал шею, тускло блестели ордена и медали, даже кобура топорщилась на боку. – Ну ты даешь! Чего орешь-то? Домовой довольно смеялся. Пришедший в себя Вольф увидел, что мундир не вернул ему молодость: погоны обвисали на усохших плечах и шея болталась в жестком воротнике, только выцветшие глаза обрели цвет и молодой блеск. – Молодец! Видать, ты парень боевой. Я таких люблю! Потапыч налил очередной стаканчик. – А кобуру пустую зачем нацепил? – подколол Вольф старика, поднимая стул. – Где ты видал пустую? – обиженно пробасил тот. – Я в игрушки не играю… К удивлению Вольфа, Потапыч сноровисто отстегнул застежку и извлек всамделишный «ТТ», точь-в-точь такой, как на фотографии. Привычно вынул обойму с патронами и протянул безопасный теперь пистолет Вольфу. – На-ко, почитай! Еще больше удивленный, Вольф рассмотрел на потертом затворе гравировку: «В.П. Раздорову от наркомвнудел Л.П. Берия». – Видал, какая «пустая»? – Потапыч требовательно протянул руку и забрал «ТТ» обратно. – Сколько раз участковый приходил, сдать предлагал. Мол, зачем старому хрычу оружие? Только у меня ответ один: не ты награждал, не тебе отбирать! А мне еще сгодится, на крайний случай… Ну ладно, – Потапыч махнул рукой. – Расскажи лучше, как там мои картинки – нормально прокапали? Вольф вздохнул: – Были проблемы, Потапыч, были. Он коротко пересказал сомнения Коляши во Владимирской тюрьме. Потапыч пожамкал губами: – Всего не предусмотришь. Я так думаю: раз ты здесь сидишь, значит, зэки их признали! – Слышь, Потапыч, я почти не пил и трезвый остался. Только… Короче, разговаривают твои картинки. Особенно кот активный. Советы дает, подсказки… Я считаю, он мне жизнь спас! И другие помогали. Рыцарь об опасности предупредил, несколько раз я их глазами назад смотрел, в темноте далеко видел… Как такое возможно? Потапыч пожал плечами: – Да так и возможно. Ты же весь на нервах, вот и мерещится… Мне тоже, бывало, кто-то подсказывал. Мол, то сделай, а этого – не моги… Иногда прямо как голос чей-то. Интуиция это, вот что. Хотя… Слышал я подобное от зэков пару раз. Только знаешь, когда они долго сидят, у них ведь мозги размягчаются. Наверное, от онанизма. От них еще и не такое услышишь! Вольф перегнулся через стол. – Да пойми, Потапыч, не мерещилось мне! Вот, например, в камере вши всех поедом ели, а меня не трогали! Кот сказал, что они их ловят! Потапыч посмотрел с укоризной, как на несмышленыша: – Ну как они могут вшей ловить, ты подумай? Они же неживые. Они нарисованные. Я их сам и нарисовал. Отдохнуть тебе надо, вот что. Давай на боковую, сейчас мундир скину и на диване тебе постелю. Энкавэдэшник встал и направился в спальню. Ниже кителя на нем были старые тренировочные брюки, растянутые на коленях. * * * Вольф вынырнул из тяжелого забытья, не понимая, где находится и что с ним происходит. Белая наволочка под головой, черный дерматин перед лицом и чья-то рука, настойчиво трясущая за плечо. – Вставай, Петро, там старуха уже два часа дожидается, замерзла небось… – А-а-а, – Вольф облегченно расслабился. – Я же говорил, меня Владимиром зовут. – Я этого не знаю, – кряхтя отозвался Потапыч. – Мне положено знать, что ты Петр. Вот я и говорю: здоров ты спать, Петро! Одиннадцать скоро. – А старуха где дожидается? – Вольф сел и потянулся. В окно ярко светило солнце, искрился на раме пушистый снежок. – Да внизу, на скамеечке, где ж еще. А может, гуляет вокруг дома, в мороз на одном месте долго не усидишь… – Так чего ж она домой не идет? Меня стесняется, что ли? – Потому что порядок знает, привыкла за столько лет. – Какой порядок? – Обыкновенный. Видеть-то ей тебя ни к чему. Я ее у соседнего подъезда посадил, сюда спиной. Как положено. – К чему эти сложности, Потапыч? Кончились мои секреты. Я теперь обыкновенный человек. – Это твое дело, Петро. А мы живем, как приучены. Ты извини, придется без завтрака… |