Онлайн книга «Возвращение из Трапезунда»
— Какой портсигар, объясни. — Когда они схватили и повели Андрея, он отнял у Андрея портсигар, его надо обратно взять. — Украл, да? — спросил второй молодой татарин, подойдя к ним. Ахмет смотрел на нее удивленно, и Лидочка прочла в его взгляде вопрос, можно ли говорить о каком-то портсигаре, когда Андрею грозит смерть. — Это самая ценная вещь! — чуть не кричала Лидочка, которой казалось, что без портсигара Андрей бессилен, никогда не вернется к ней. — Это подарок Сергея Серафимовича! — В карман положил? — спросил Ахмет. — Я видела, в правый карман. Ахмет, миленький, у меня есть деньги, сколько хочешь, я все отдам — пойди купи у него портсигар, объясни, что это память об отце… — Если подойти, — сказал молодой татарин, — то плохо. Он подумает — какой ценный вещь, сразу не отдаст и еще смеяться будет, он пьяный, он русский, я знаю, какой подлый. — Иса прав, — сказал Ахмет. — Просить нельзя. — Не просить — купить! — Попробуем иначе, — сказал Ахмет и обратился к Исе с вопросом по-татарски, тот пожал плечами и тут же пошел прочь. — Ну что? — спросила Лидочка. — Ничего, пойдем на площадь. Ты не бойся. Сделаем. — Может, я все-таки деньги отдам? — Лида, ты глупый человек, — недобро улыбнулся Ахмет. — Раньше ты мне другом была. А теперь немного с ума сошла. — Я так волнуюсь за Андрюшу. — Ты и раньше волновалась, когда мы в Батуме жили. А что? Разве он не приехал? Ты меня знаешь?.. Иди к трамваю. Ахмет шел чуть впереди и сбоку, сунув руку в карман пальто. Молодой татарин, который нес чемодан, медленно топал за Лидочкой, согнувшись от веса чемодана и изображая носильщика. — Иди к трамваям, — сказал Ахмет, полуобернувшись. — Но не садись, пока я тебе не скажу. Они вышли на площадь. Как раз перед Лидочкой патруль матросов со смехом и грубыми шутками гнал перед собой стайку цыганских женщин. Мужчины-цыгане осторожно, стаей лисиц за волками, шли сзади. Один трамвай, совсем пустой, зазвенел, покатился через пыльную площадь прочь от вокзала. На его место устало, еле-еле, приехал другой. — Пошли, — донесся голос Ахмета. — Пошли, — сказал носильщик. Откуда-то появилась толпа солдат, они были плохо одеты, папахи и шинели изношены и грязны, некоторые с винтовками, но большей частью безоружны. Завидя трамвай, они побежали к нему. Лидочка смешалась с этой толпой, она совсем не боялась солдат, которым тоже не было до нее дела; солдаты буквально внесли ее в трамвай, открытый, без стекол, — словно дачная веранда на колесах. Носильщик с чемоданом был поблизости — Лидочке была видна его серая фуражка, а Ахмета она увидела, только когда трамвай со звоном и веселым грохотом колес покатил в гору, мимо одноэтажных привокзальных домиков. Ахмет стоял на передней площадке, рядом с ним стоял Иса. Лидочка еле удержалась, чтобы не закричать: — Ну что? Что, удалось? Ведь если не удалось, теперь этого матроса не отыскать. Через три остановки Ахмет вдруг поднял руку и крикнул: — Сходим, Иса! — Сходим! Молодой татарин подхватил чемодан и, расталкивая матерящихся солдат, полез к выходу, увлекая Лидочку. Ахмет поднял руку, резко дернул за шнур, протянутый под потолком, трамвай отозвался грустным звоном, будто не хотел расставаться с Лидой. Но начал тормозить. Ахмет первым успел соскочить с трамвая и подхватил Лидочку, которая замешкалась на подножке. Солдаты смеялись. Трамвай тут же покатил дальше, солдаты махали с задней площадки. — Быстро пошли, — сказал Ахмет. — Сегодня не надо гулять по улицам. Лидочка не успела спросить про портсигар, потому что Ахмет нырнул в узкий переулок, взбирающийся в гору, и побежал. Его спутники следом, Лидочке нельзя было отставать. Отдышалась она только в небольшом винограднике, пока татары стучали в дверь и ждали хозяйку. Хозяйка, злобная на вид старуха с носом, тянущимся к острому подбородку, сказала: — Эту еще где нашли? — Неужели не видите, госпожа Костаки, — вежливо сказал Ахмет, — что вы имеете дело с благородной дамой? И ей мы уступаем маленькую комнату. — Только без этого, — сказала старуха. — Мы не будем настаивать, госпожа Костаки, — сказал Ахмет. Он провел Лидочку в маленькую белую комнатку, единственным предметом мебели в которой была покрытая кружевным покрывалом продавленная кровать, а над ней на стене был прикреплен простой крест, вырезанный из темного дерева. Ахмет вошел в комнату следом за Лидой и на открытой ладони протянул ей портсигар Андрея. — Ахмет, — сказала Лида, — Ахметушка… — Без сантиментов, — сказал Ахмет, — наше превосходительство этого не выносят. — И за сколько вы его купили? Я отдам. — Мы не купили, у Исы ловкие пальцы. — Он украл? — По-моему, это для тебя трагедия, — сказал Ахмет, — ты сейчас побежишь искать матроса, чтобы вернуть украденное… — Прости. — Потом, когда все обойдется, сделаете Исе подарок. Я с тобой прощаюсь ненадолго, нам надо посоветоваться, каким образом лучше проникнуть в тюрьму. А ты отдохни. — Только недолго! * * * Когда совсем стемнело, надзиратель принес два фонаря «летучая мышь». Один поставил на стол посреди камеры, а второй повесил на железную перекладину, протянутую через камеру. — Расскажите мне о себе, — попросил Елисей Евсеевич, — я очень люблю биографии других людей. Во мне есть писательский дар, я его чувствую. — Ничего интересного со мной не случалось, — сказал Андрей. — Но вы — историк? Студент-историк? Я прав? — Я археолог. — Моя мечта, — сказал Елисей Евсеевич. — Я всегда мечтал стать археологом. И теперь я займу ваше место. — Почему займете? — После вашего расстрела, — сказал Елисей Евсеевич. — К сожалению. Он тонко засмеялся, потом неожиданно оборвал смех и добавил: — Честное слово, мне вас жалко. — Шутки у вас дурацкие, — сказал Оспенский, который дремал на нарах, подложив под голову свернутый китель. — Но шутник не я, — ответил Елисей. — Шутники ходят снаружи. — А здесь ужином кормить будут? — спросил Андрей, и ему стало стыдно, потому что Елисей засмеялся, а Оспенский улыбнулся в темноте, и стали видны его голубые зубы. — Как нам трудно поверить в собственную смерть, — сказал Оспенский. — Особенно если мы молоды. |