Книга Возвращение из Трапезунда, страница 80 – Кир Булычев

— Я тоже заинтересован, чтобы недоразумение закончилось как можно раньше.

— Недоразумение? Вы упрямый человек, Берестов… ну да ладно. С чего мы начнем?

Вревский полистал папку, в которой были подшиты десятка два листов, потом захлопнул ее.

— Документы бесчувственны, — сказал он. — Жизнь куда интереснее. Итак, жил-был один студент. Жил он с тетей в Симферополе, женщиной во всех отношениях достойной. Вот кого мне искренне жаль.

— Мне тоже, — согласился Андрей. — Она вынуждена переживать из-за того, что вы не можете найти настоящих преступников.

— Ну, полно, полно…

— И какое вы имели право искать меня в Симферополе и рассказывать тете о всех этих мерзостях? Кто дал фотографию в газету?

— Итак, — Вревский постучал костяшками пальцев по синей папке, — молодой человек не любит своего отчима, близости между ними нет. Но он притом пользуется его средствами, так как отчим — человек состоятельный, хоть и расчетливый. Год назад, а может быть, ранее, перед поступлением в университет, молодой Берестов наносит визит отчиму, и тот рассказывает ему, что открыл на его имя счет в Московском коммерческом банке… Однако до завершения образования пасынок имел право пользоваться лишь процентами с положенной суммы. А этого только-только хватало на жизнь.

— Мне хватало, — сказал Андрей.

— Голубчик, — сказал Вревский, — когда я учился, то хотел стать прокурором. И знаете почему? Я люблю строить законченную картину преступления, интересуюсь душой преступника, обстоятельствами его жизни, которые могли толкнуть его на преступление. И главное: я хотел стать прокурором, потому что его речь никто не прерывает.

— Мы еще не в суде.

— Тогда тем более поимейте ко мне уважение. Я излагаю плоды моей умственной работы.

— Хорошо, — согласился Андрей. Всегда приятно обнаружить в оппоненте слабину. А Вревский был тщеславен.

— В последнюю встречу отчим, не имевший иных наследников, рассказал пасынку о том, что хранит ценности в шкатулке красного дерева, спрятанной под паркетом в кабинете на втором этаже.

— Вы знаете, что шкатулка была красного дерева? Значит, вы ее нашли?

— Вот именно! — Вревский был доволен маленьким эффектом. — Знал наследник и о сейфе в кабинете отчима. Хотя полное содержимое сейфа нам до сих пор неизвестно. Но это — дело времени. Полагаю, что там хранились некие бумаги, связанные с угнетавшей Андрея Берестова тайной его рождения.

Андрей поморщился. Вревский будто раздевал его, залезал пальцами под кожу.

— Внешне жизнь молодого Берестова в Москве была лишена особых событий. Он даже участвовал в археологической экспедиции профессора Авдеева и совершил попытку соблазнить одну из студенток, что ему не удалось и ударило по самолюбию. В беседах с той студенткой он говорил о своих честолюбивых планах — молодые люди часто раскрываются перед объектом своих вожделений.

Андрей никак не мог вспомнить, о каких честолюбивых планах он мог говорить с Тилли, но надо отдать должное Вревскому — до Тилли он тоже добрался. Не иначе как за те дни, что Андрей плыл в реке времени, он побывал не только в Симферополе, но и в Москве.

Вревский, насидевшись за столом, принялся энергично ходить, останавливаясь у окна и каждый раз пронзая холодным бледным взглядом своего пленника.

— За последний год господин Берестов дважды посещает Ялту. Хотя это путешествие неблизкое. Он был там на Рождество, а затем прошедшим летом. Что могло подвигнуть его на эти путешествия?

— Вы же отлично знаете, Александр Ионович, — сказал Андрей. — Я хотел увидеть Лидочку Иваницкую, об отношениях которой со мной вам известно.

— Господин Берестов может объяснить свои поездки по-своему, но и следователь имеет право на версию. И будьте любезны ее выслушать. Я полагаю, что вы приезжали в Ялту, пытаясь получить деньги от отчима.

— Но зачем мне деньги?

— Должен сказать вам из собственного опыта, что тихие, лишенные внешних пороков люди часто таят в себе вулканические страсти. Зачем вам деньги? Зачем деньги молодому тщеславному человеку, который знает, что у его престарелого отчима лежат без движения и пользы многие тысячи рублей, и ощущает несправедливость этой ситуации?

— Вы хотите рассказать мне что-то из Достоевского?

— Не петушитесь. Достоевский был большим знатоком человеческих душ, — сказал Вревский наставительно. — Я бы советовал читать его как следователям, так и преступникам.

— Спасибо за урок.

— Это не последний урок, который вы от меня получите, — сказал Вревский. — Итак, наш герой пытался на Рождество получить у Сергея Серафимовича некую сумму денег. Но, очевидно, безуспешно.

— Но не нужна мне некая сумма!

— У меня есть показания близкого вам лица!

— Кого?

— Пробыв в Ялте всего один день, господин Берестов срочно возвращается в Симферополь. Если бы его визит был связан с делами сердечными, я убежден, что господин Берестов провел бы в Ялте куда больше времени. Ведь были каникулы, куда спешить?

— Я должен был вернуться на похороны матери моего гимназического друга, Беккера. Вы можете проверить.

— Вы знали о смерти матери господина Беккера до отъезда?

— Знал.

— Похоронили бы и ехали в Ялту. Или поехали бы за три дня до того срока. Нет, вас держало в Симферополе совсем другое!

«Ну как ему объяснить, что я узнал правду об отношениях Коли Беккера и Лидочки от Маргариты лишь за день до похорон Елизаветы Юльевны!.. Впрочем, это уже давно не играет роли».

— У вас была совсем другая цель, — повторил Вревский. — Пахомов!

Возглас был столь неожиданным, что Андрей вздрогнул.

Тут же в дверях возникла щекастая рябая физиономия полицейского.

— Слушаюсь, вашество!

— Два стакана. Покрепче.

Полицейский исчез.

— На чем мы остановились? Ага, на вашем возвращении в Симферополь. Вы вернулись потому, что поняли — добром от отчима ничего не получишь. И тогда в вашей голове созрел план злодейского преступления.

Вревский повысил голос, словно поставил точку.

— Что вам говорит фамилия Денисенко? — спросил он, глядя на Андрея.

— Какая фамилия?

— Де-ни-сен-ко.

— Ничего не говорит.

— Другой реакции я и не ожидал, — сказал Вревский.

Вошел полицейский. В одной руке он нес два стакана в подстаканниках, в другой — блюдце с сахаром. Он поставил стаканы и блюдце на стол.

— Спасибо, иди, — сказал Вревский. Он подвинул стакан к Андрею. — Разве это называется крепкий чай? Люди разучились делать простые вещи.

Чай был горячим. Андрей почувствовал, что замерз. Хоть в комнате было душно, через форточку тянуло холодным дождливым ветром.