Книга Охота на Минотавра, страница 149 – Юрий Брайдер, Николай Чадович

«Интересные тары-бары у нас завязываются», – подумал Донцов, а вслух произнес:

– Есть сведения, что к Наметкину применялись не совсем обычные методы лечения, а именно электрошок и сильнодействующие медицинские препараты. – Тут он целиком полагался на анонимное сообщение, только по мере возможности смягчал чересчур резкие выражения.

– Это вполне объяснимо. – Человек у окна кивнул. – К существу с психологией амебы иные методы лечения применять абсолютно бесперспективно. Одноклеточный организм реагирует лишь на самое ограниченное число раздражителей – свет, электрический ток, изменение химизма окружающей среды.

– Не могли ли эти факты послужить причиной смерти Наметкина?

– Это праздный вопрос.

– Почему?

– Он не умер. Одноклеточные практически бессмертны. При делении они распадаются на две совершенно идентичные половинки, продолжающие жить в прежнем облике. И так может продолжаться до бесконечности.

Это начинало походить на дурной сон. Или человек, маячивший у окна, издевался над ним, или у него самого в голове ползали тараканы.

Донцов уже собрался перейти к более действенным мерам, ведь как-никак, а он являлся официальным лицом, пусть даже и занятым неофициальным расследованием, но тут дверь за его спиной резко хлопнула.

В кабинет ввалился лысый человек, громоздкий, как водолаз в полном снаряжении, и, мимоходом кивнув Донцову, устремился прямиком к окну.

– Все в порядке, Павел Петрович, – произнес он довольно небрежно. – Ни о чем не беспокойтесь. Вас сейчас поместят в самую удобную палату клиники под надзор наших ведущих специалистов. Уверен, что в самое ближайшее время вы почувствуете облегчение.

Последние слова послужили как бы сигналом для двоих санитаров, до поры до времени остававшихся в приемной.

Они деликатно взяли Павла Петровича под руки и с фальшивыми улыбочками повели к выходу – ну просто ангелы, провожающие душу праведника в райские кущи. Однако можно было легко предугадать, что, оставшись без свидетелей, они церемониться с больным не будут.

Проходя мимо Донцова, Павел Петрович повел на него глазами, где обманчивым огнем сияло безумие, и все тем же отрешенным голосом произнес:

– Запомните – единственный путь спасения, приемлемый для человека, это путь одноклеточных. Ощутите себя амебой, и жизнь сразу переменится к лучшему.

Едва дверь за психом и его свитой затворилась, как профессор Котяра – а все говорило за то, что это именно он, – извиняющимся тоном пояснил:

– Талантливейший человек, между прочим. Ученый, писатель. Мой личный друг. И надо же, возомнил себя одноклеточным организмом. А все началось с того, что он взял себе псевдоним – Амеба Инуфузорьевич Простейший. Поистине слова имеют роковую силу. Возомнишь себя быком – и вскоре отупеешь. Назовешься зайчиком и…

– И потянет на капусту, – подсказал Донцов, имея в виду отнюдь не популярный огородный овощ, а нечто совсем иное.

– Нет, станешь чрезмерно плодовитым, – закончил профессор. – Чувствую, придется нам с этим Инуфузорьевичем повозиться.

– Я следователь, ведущий дело Олега Наметкина, – вновь представился Донцов.

– Нетрудно догадаться. С чем пришли?

– Накопились кое-какие вопросы.

– А мой заместитель вас не устроит? – чувствовалось, что эта встреча для Котяры крайне неудобна, но, как человек воспитанный, он не мог сразу указать Донцову на дверь, что, например, не составило бы особого труда для Аскольда Тихоновича Лукошникова.

– Увы, мои вопросы такого свойства, что на них может ответить только врач, а уж никак не администратор.

– Садитесь, что же вы стоите, – спохватился Котяра. – Наметкин – это, знаете ли, самая большая моя потеря в научном плане, хотя состоялась она еще задолго до его физической кончины.

– Вы имеете в виду коматозное состояние Наметкина?

– Скорее не само состояние, а его продолжительность. – Котяра говорил неторопливо, иногда задумываясь в поисках нужного слова. – Он и прежде впадал в кому, но всегда выходил из нее без особых проблем… Боюсь, что он развоплотился. И на сей раз уже окончательно.

Донцов, державший наготове записную книжку, занес туда услышанное впервые словечко «развоплотился», а профессору сказал следующее:

– Нельзя ли выражаться более доходчиво? В рамках, так сказать, общепринятой лексики.

– Зачем? – Котяра пожал плечами, и от этого все его обильные телеса заходили ходуном. – Во-первых, я не располагаю достаточным количеством времени, чтобы просвещать вас, а во-вторых, в этом нет никакой необходимости. Представьте, что в свое время преступник похитил у супругов Кюри весь их запас с таким трудом наработанного радия. Обязательно ли в этом случае объяснять сыщику теорию деления радиоактивных элементов? Думаю, что нет. Достаточно предупредить, что похищенное вещество представляет опасность не только для преступника, но и для окружающих его людей.

– Не значит ли это, что смерть Наметкина также представляет опасность для окружающих?

– Это вопрос вопросов! – воскликнул Котяра с неожиданной страстью. – Но, поскольку наш мир стоит непоколебимо, надо надеяться, что Наметкин выполнил свое предназначение… Или продолжает выполнять.

Все, сказанное здесь, мало чем отличалось от бреда душевнобольного, возомнившего себя амебой, и Донцов, участвовавший в этом словоблудии на полном серьезе, уже сам начал ощущать первые признаки тихого помешательства.

– Хотите сказать, что Наметкин… не умер? – произнес он не совсем уверенно.

– Вы верите и бессмертие души, в существование ментального пространства, в метемпсихоз, наконец?

– Что такое метемпсихоз? – Донцов решил, что прикидываться всезнайкой больше не стоит.

– Проще говоря, реинкарнация.

– А-а-а… Если честно, то не верю.

– Тогда вдаваться в подробности не имеет ни малейшего смысла. Могу сказать вам только одно – в последнее время существовало как бы два Наметкина. Один – беспомощный инвалид, прикованный к больничной койке. Другой – гигант духа, которому в одинаковой мере были подвластны и время, и пространство. Впрочем, это моя личная точка зрения, не подтвержденная какими-либо конкретными фактами. Хотя косвенные подтверждения имеются.

– Мы в своей работе стараемся избегать всего косвенного… Такие понятия, как вина и ответственность, требуют исключительно конкретного истолкования… Скажите, а вследствие чего Наметкин приобрел свои необыкновенные способности? Здесь есть ваша заслуга?

– Лишь в той мере, в какой рождение ребенка можно считать заслугой повитухи. Наметкин создал себя сам. Как говорится, не бывать бы счастью, да несчастье помогло.

– Кто же мог желать его смерти?

– Враг. В самом широком понимании этого слова, вплоть до извечного противника рода человеческого. Тот, кто претендует на вселенскую власть. Или представляет себе устройство нашего мира как-то совсем иначе. Вы, наверное, думаете, что я несу эту ахинею с единственной целью – запутать вас? Отнюдь. Я сам давно запутался во всей этой мистической зауми. Я, в конце концов, практикующий врач-психиатр, а не какой-нибудь теософ. Вы один из немногих, с кем я могу быть откровенным. И все потому, что в вашей личности ощущается некая… необычность, что ли. Вы человек с нетрадиционным мышлением, способный оценить, так сказать, аромат неизведанного. Заявляю это вам как человек, кое-что в психологии кумекающий.