Онлайн книга «Пять рассерженных мужей»
|
Я возликовала: «Боже! Как тебя благодарить?! Дай каждой русской по французу!» — Вы фокусник? — вдыхая тонкий аромат, спросила я и тут же за него ответила: — Фокусник, конечно фокусник — факир. Он улыбнулся и… красная роза возникла в его руке. Я рассмеялась: — А жёлтую! — Вот вам и жёлтая, — улыбнулся он и протянул мне жёлтую нежную розу. — Я тоже фокусница, — торжествуя, воскликнула я. — Хотите видеть Мархалеву? Он с жаром воскликнул: — Хочу! Я приказала: — Глаза закройте! Он послушно закрыл. — Крабле! Крибле! Бумс! — пришлось ударить вилкой по хрустальному бокалу. — Открывайте глаза! Мишель озадаченно уставился на меня, я же грациозно развела руками и представилась: — Софья Адамовна Мархалева собственной персоной! — Вы? Вы?! И он онемел. Пришлось поспешить с доказательствами: — Могу свой паспорт показать. Мишель быстро оправился от неожиданности и уже глядел на меня совсем другими глазами — глазами полными любви. — Не надо паспорт, — вдохновенно воскликнул он. — Вы сами не знаете какой груз с моего сердца только что сняли. С того момента, как встретил вас, только над этой проблемой голову и ломал. Я удивилась: — Над какой проблемой? — Как душу надвое разделить. — Зачем же делить? — Судите сами: из далёкой Франции приехал, чтобы найти ту, которая лишила покоя. Скучными зимними вечерами в своём замке… — Под Парижем, — вставила я. — Да, — подтвердил Мишель, — под Парижем у камина от одиночества я страдал-страдал… до тех пор, пока одно из ваших чудных творений не попало мне в руки. Я встрепенулась: — Какое же? — «Путы тоски»! — Это вещь! — Да! Да! Софи! С первых страниц этой книги я ощутил, что женщина, описавшая столь сильные чувства, рождена для меня. Только для меня! — Да! Да! — восхитилась я. Бедные китайцы. Они понять ничего не могли — благочинные европейцы вдруг на такие восторженные ноты перешли. Подумали, верно, что мы объелись лягушек. — И вот однажды, — продолжил Мишель, — когда я в сотый раз ваш роман перечитал, когда сердце моё зашлось от одиночества и горя… — Какого горя? — опешила я. Мишел закатил глаза: — Ну как же? Горевал, что нет вас у меня. — Ах, да, -наконец поняла я, устыдившись своей бестолковости. — Когда сердце моё зашлось от горя и не было уже сил терпеть эту глухую заунывную тоску… «Ах, как он говорит! — восхитилась я. — Как он говорит! Хоть бери и записывай.» А Мишель продолжал, продолжал: — Когда душу сковал лёд одиночества и не было сил бороться за жизнь… — Вот до чего даже дошло! — испугалась я, радуясь, что не испытала подобных ужасов со своим Евгением. — Дошло! Дошло! — подтвердил Мишель. — Хуже скажу: руки хотел на себя наложить! И наложил бы, если бы не подвернулись вы… — Моя книга, хотели вы сказать. — Конечно, конечно. Ваша книга от смерти меня спасла, увела с края пропасти, вырвала из чрева преисподней… И ожил я тогда и подумал: отправлюсь в Россию и эту женщину чудную разыщу. Заворожённая, я слушала его как Маруся: открыв рот. В волнении и трепете следила за его мыслью и, апогея с ним вместе достигнув, восторженной радостью зажглась и закричала: — Конечно! Конечно! В Россию! Сюда! Сюда! Ко мне! Ведь нет же ничего проще! — Э-э, нет, — охладил мой пыл Мишель. — Вот тут-то и начались настоящие сложности. — Сложности? — встревожилась я. — Ещё какие! Оказалось, что вас совершенно нереально найти. — Что вы говорите? — И утром и вечером коврик под вашей дверью топтал, надоел соседям, но ту, к которой стремился, так и не нашёл. «О! Ужас! — подумала я. — Ужас!» Женщины! Сидите дома! Иначе не найдёт вас парижский граф! Глянула на француза своего: красавец, мэн, граф — не меньше. И, счастливой почувствовав себя, восторженно закричала: — Мишель, все чудесно устроилось! Вы нашли! Меня нашли! И тут я вспомнила, что он про рвущуюся надвое душу мне что-то говорил. Сразу недоброе заподозрила и спросила: — А от чего же рвалась надвое ваша душа? — Ах, Софи, ну как же, искал Мархалеву, а нашёл вас, умную, неотразимую и с первого мгновения понял, что влюбился. Растерялся. С одной стороны ваша душа, известная мне по книжным страницам, с другой стороны ваше милое, нежное лицо… — Да, — согласилась я, — сама недовольна фотографией на обложке. Эти фотографы хуже художников. У армянина снимусь — похожа на армянку, у татарина — на татарку, у еврея — на еврейку, а если у русского снимусь… Неприлично сказать на кого похожа. Где бы ни снималась, ни разу ещё не походила на себя, но и в этом знак свыше вижу. Мишель явно не понял в чем знак, в ожидании уставился на меня. Я с радостью пояснила: — В меня одну вы дважды влюбились. Он оживился: — Влюбился бы трижды! Сорок! Сто раз! «Какое счастье, что меня он нашёл,» — подумала я. Женщины, сидите дома. Почаще дома сидите! А Мишель мой, между тем, с восторгом продолжал подсчитывать сколько раз он влюбился бы в меня. — Все впереди, впереди, — успокоила я его. — Уж теперь, когда мы, преодолев все трудности, встретились, когда от одиночества настрадавшись друг друга нашли… Мишель, слушавший меня с непередаваемым восхищением, продолжил мысль: — Уж теперь, Софи, я тебя никому не отдам! Прямо здесь упаду к твоим ногам и, как верный пёс, с любовью и преданностью буду смотреть в твои прекрасные очи. Он и в самом деле вскочил и, едва ли не опрокидывая столик, бросился к моим ногам. — Зачем же здесь, Мишель, — пытаясь поднять его, прошептала я. — Зачем же здесь? Уж поедемте под Париж, в замок, к камину. |