Онлайн книга «Провинциал и Провинциалка»
|
Василий сам понимал, что перегнул. Но сдаваться не хотелось. И теперь он вспылил по-настоящему. Ей, видно, в голову не приходит, что думают бригадиры об их вагоне, а ведь думают, что здесь работать не умеют! Или даже думают, что для себя Василий Панин крадет… – И только в единственном вагоне это случается!.. В нашем, ты понимаешь? Он даже задохнулся: – Ты… ты… – Он никак не мог подобрать наиболее обидное, наиболее оскорбительное слово, чтоб проело ее раз и навсегда, как кислота. И наконец нашел. И выпалил: – Ты растратчица! Вот ты кто! Она не стала спорить, сколько же можно. В конце-то концов. – Пойду-ка пыль протру. В проходе вагона не было ни души. Она вытирала пыль с поручней. Ни майора, ни студента – померещилось ему, что ли? – Ох, танго. Танго и-итальяно… – пропела она довольно громко. Она уже успела немного поговорить с майором. Он рассказывал, что ездит по гарнизонам и лается с начальством. Следит за солдатским питанием – и надо же работа какая!.. – Поплыли туманы над рекой, – напевала она. Она стояла теперь у самого купе. Но войти и глянуть на майора не решалась: ночь все-таки, да и Василий прямо осатанел, следит. Поезд тормозил. Станция. Василий взял фонарь. Ага, двинулся в тамбур. Она быстро вошла в купе. Майор не спал. Видимо, смирился с бессонницей. – Я… я подушечку вам. Получше принесла. Чтоб спалось вам. Она поправляла подушку. Майор сидел на нижней своей полке и молчал. На верхних полках храпели. – Может, в отдельное купе перейдете?.. В последнее, а? – сказала она вкрадчиво и в то же время просто. – Вот у нас военный ехал. Тоже устал, тоже бессонница… – Что? – В купе, говорю, отдельное… Там качает меньше. Майор подумал. Оглядел ее добрым взглядом. И улыбнулся: – Красавица ты моя. Не даст он нам все равно побыть вместе. Твой, я про него говорю… – А он уснет. – Не уснет. Я его видел. – Напрасно вы. А там купе тихое. Там броня, никого нет… – Бронь, – поправил он. – Ну, бронь… – Она замолчала, а затем сказала: – Поговорить хочется. – Поговорить? – Ну да. Я ужасно люблю новых людей. И чтоб рассказывали что-нибудь интересное. – Имя-то твое как? – Валечкой звали. – Она улыбнулась. – Расскажите. Вы говорили, что ездите по гарнизонам… – Да. Работа такая. – И следите, как солдат кормят? – Да. Он вдруг почувствовал, что поначалу понял эту женщину не совсем правильно. И смутился за свою ошибку. И стал что-то рассказывать… Она слушала. Она переспрашивала, ойкала или всплескивала руками. – Валентина! – раздался голос Василия. – Где ты есть? – Иду, иду! – Она виновато глянула на майора и выскочила из купе на голос мужа. Василий в тамбуре возился с полученным углем. Кочережкой он разбивал здоровенные куски и чертыхался: опять скверный уголь… – Чего тебе? – спросила проводница. – Ужин-то сделай… А когда она сделала ужин и заглянула в купе, чтобы пригласить майора, тот уже спал. Они поужинали. Василий, дежуривший прошлую ночь, прилег на скамье. Он теперь был в первом состоянии. Не ревновал. И любил жену. Хотелось сказать ей что-то нежное, но клонило в сон. Вагон покачивало. Дела были сделаны. Он ласково взглянул на нее. – А если разобраться, мы ведь хорошо живем… Верно? – Верно, – сказала проводница и погладила его рукой. Глаза Василия закрывались. – Как там дети? – вздохнула проводница. – Мать присмотрит. – Надо ей купить чего-нибудь, Василий. – Можно. Теперь он спал. А она сидела возле. Поезд вместе со всем составом как бы тихо запел, зазвенел. Пошли на подъем. Она думала о детях. Затем о Василии. Затем об этой замечательной жизни на колесах, в которой нет-нет и встречаются люди, и рассказывают, и делятся с ней. Она дремала и не дремала – привыкла с годами. – Тормозит… Станция… – прошептала она, вся еще в каком-то сладком сне. И тут же спохватилась: – О господи. Узловая! Она поняла, что уже утро и что четыре ночных часа пролетели. И людям сходить. И майору сходить, не проспал ли?.. Она выглянула – нет, не проспал. Майор уже стоял с чемоданом и с сумкой. Она кинулась в купе, схватила там сахарницу, красивую, с надписью о фирменном поезде, – что она еще могла? – и к майору. Улыбалась заспанным лицом, а руками заталкивала сахарницу к нему в саквояж. – Подарок это. На память это. С детства люблю что-то дарить… Вспоминать меня будете. Майор молчал, недоуменно пожал плечами. – Хоть небольшая, – сказала она, – все же дружба меж нами была. Майор не знал, что сказать. И сошел с поезда, все еще улыбаясь и пожимая плечами. Она разглядывала Узловую. Когда прибыла тележка с углем, Валя закричала громко и звучно: – Угля не возьмем! Брали уже… Разворачивай телегу! Затем она увидела сонного милиционера. Тот дремал стоя, нахохленный, зябкий и весь какой-то несчастный. – Эй, миленький! Милиционер вздрогнул. – Миленький! Чего ты раскис? И милиционер почувствовал излучение какой-то необыкновенной силы. Он и не заметил, как распрямился. Он вытянулся в струну. И ждал, что еще она ему крикнет. |