Книга Трикстер, Гермес, Джокер, страница 105 – Джим Додж

В свете фар встречного полуприцепа Дэниел заметил на щеке Кенни мокрую дорожку — и сам украдкой вытер слезы. Говорить что-то было бесполезно.

Кенни взглянул на него, затем снова на дорогу.

— Потом врачи сказали, что я три недели был не в себе, пока они не отправили меня из Хе-Сана на каком-то случайном вертолете, который, видно, совсем сошел с ума, если залетел к нам. Военный невроз, говорили врачи, кататонический шок. Я не стал им объяснять, что все было ничего, пока я не взглянул в ее лицо. Мне без разницы, что там думают доктора. Я-то знаю, что это было. Летаргический сон. Пока душа не вернется обратно, не излечится, тело ничего не чувствует, на задницу тут уже наплевать.

Вот тогда-то Смерть и нанял меня в личные шоферы, одел в белый атласный костюм и посадил за баранку своего шикарного черного лимузина.

Кенни замолчал и снова посмотрел на Дэниела:

— Ты слушаешь?

— Да.

— Видеть я Смерти не видел, он всегда сидел на заднем сиденье, за перегородкой из затемненного стекла, только маленькая щелка была у меня за правым плечом. Он садился, я заводил машину, он просовывал в щель белую карточку с именем — никакого адреса, только имя — и я ехал к этому человеку. Не спрашивай меня, как, понятия не имею. Я просто знал. Находил человека, парковался, он выходил, возвращался примерно через минуту и просовывал в щель новое имя. Никаких тебе еды, питья, сна, отправления потребностей — только имена, одно за другим.

Поначалу, еще на базе, попадались знакомые имена: парни из нашей части, какие-то вьетнамцы. Потом я уже не знал ни одного. Но я всегда знал, где их найти.

А как-то ночью вокруг нас все засветилось, точно рядом целая куча боеприпасов взорвалась, я оглянулся — и увидел Смерть сквозь эту самую перегородку. Это был скелет с безумной голодной ухмылкой, никакая не старуха с косой; на нем был строгий костюм, такой элегантный, с полосками, а на костлявых пальцах блестели бриллиантовые кольца.

В щели появилась очередная карточка, и мне даже смотреть на нее не надо было, я и так знал, что на ней мое имя. Если ты посмотришь на Смерть, она посмотрит на тебя — а возить его туда-сюда и без меня найдется, кому.

Тут я не раздумывал, я просто решил забрать этого гада с собой. Я нажал на газ, мы понеслись сквозь тьму, и я на полном ходу крутнул руль вправо.

Но мне не удалось его сделать. Видно, у него сзади была своя система управления, я услышал звук тормозов, прежде чем вылететь из машины. И представь себе, парень, я не разбился о дорогу, не улетел в кусты, ничего такого — я просто провалился в ничто. Все, за что я мог удержаться, было лицо Джиннили. Я вглядывался в него, в ее глаза, ее улыбку, ее мечты, в жизнь внутри нее, я не знал, что творится — то ли представляю ее, то ли вспоминаю, то ли на самом деле вижу. Когда я перестал падать и открыл глаза, старая беззубая сиделка проворчала: «Давно пора, служивый. На войне как на войне». И они отправили меня домой, в военный госпиталь.

Немногие видали Смерть в лицо и знают, на какой машине он ездит. Так что на мне особые обязательства. Кто-то должен выследить этого ублюдка и пустить в расход. Я ни у кого ничего не спрашивал. Просто взял пушку, которая осталась у меня после Вьетнама, и засунул ее под сиденье. Когда я его увижу, я отстрелю ему все бриллианты, превращу его в чертову пыль.

— Разве можно убить смерть? — тихо спросил Дэниел.

— Фиг знает. Но черта ли не попробовать?

— Это да, — согласился Дэниел. Он откинулся на сиденье и закрыл глаза, попытался представить лицо Джиннили, но не было сил. Он открыл глаза, и его тут же ослепил дальний свет встречной машины. Дэниелу показалось, что это был черный лимузин. Он оглянулся, чтобы посмотреть через заднее стекло, и сказал Кенни:

— Из-за света я не разглядел как следует, но по-моему, это был черный лимузин.

— Ты спятил, парень? Это была красная «тойота».

Дэниел посмотрел, как задние фары удаляющейся машины сливаются в одну точку. У него было ощущение, что машина была длинной, вытянутой и черной.

— Точно?

— Успокойся, парень, — уверил его Кенни. — История тяжелая, сам понимаю. Не всякому под силу. Но уж положись на меня, я водил тот лимузин и узнаю его даже слепым. Это была красная «тойота», клянусь.

Дэниел снова сел как положено:

— Ну ладно. В конце концов, это ваш патруль. Я просто хотел помочь.

— Я понял, братишка, понял и оценил. Черт побери, парень, ты плакал, когда я рассказывал про нашу часть — думаешь, я этого не заметил? Когда я в патруле, я подбираю всех автостопщиков, и всем им рассказываю про лицо Джиннили и свою службу у Смерти. Некоторые молчат, некоторые посылают меня к черту, некоторые пытаются пошутить, мол, после войны и не так крыша съедет, и все они, черт возьми, вылезают из машины при первой возможности и предпочитают лучше постоять на пустынном шоссе, чем проехать со мной лишнюю милю. Только у немногих, может, у двоих из тысячи, окажется сердце, которое дрогнет. Ты — из этих немногих. Ты знаком со смертью?

Вопрос, прямой и неожиданный, застал Дэниела врасплох.

— Почему вы спрашиваете?

— Нюх, — Кенни пожал плечами. — Чутье. Не думай, я к тебе в душу не полезу. Не хочешь — не говори.

— Однажды я чуть не умер, — сказал Дэниел. — От взрыва. Пока меня везли в больницу, сердце остановилось, пришлось ударить по нему, чтобы оно заработало. Это рассказывал мне врач, сам я не помню. Все, что я помню — я падал, падал бесконечно, и вдруг прямо передо мной оказалось зеркало, я инстинктивно вытянул руки, но не помню, что было дальше, продолжал ли я падать сквозь него или разбился, или что. Мне кажется, что тогда в зеркале я увидел Смерть очень близко, но я не помню, что я там видел и видел ли что-нибудь вообще.

— Точно Смерть. Это его любимые игрушки: окна и зеркала.

— Можно мне кое-что спросить?

Кенни взглянул с интересом:

— Валяй.

— Просто чтобы лучше представить, — начал Дэниел. — Вы сказали, что после того, как увидели фотографию Джиннили, потерялись внутри себя, исчезли. Исчезли — как? Тела физически не стало?

— Наоборот. Тело осталось, не стало души. Понимаешь, те же рельсы, только поезд другой.

Дэниел задумался. Это было больше похоже на правду. Он попытался вообразить, как исчезает его душа, и улыбнулся, поняв, что это невозможно: ведь именно душа была отправной точкой воображения. Но эта мысль выбила его из колеи.

Кенни, кажется, почувствовал его состояние:

— Парень, ты чего?

— Я попытался представить свою душу.

— А, понимаю, странно, да? Будто телевизор смотрит сам себя, или игральный автомат играет сам с собой, что-то вроде того.

— Что-то вроде того, — повторил Дэниел, хихикнув.

Кенни, посерьезнев, не отводил глаз от дороги. Он вдруг кивнул, точно приняв важное решение, и снова повернулся к Дэниелу: