Книга Метро 2033. Питер, страница 9 – Шимун Врочек

— Что-то, я смотрю, тебя эта тема сильно трогает.

Пашка выпрямился.

— Да, сильно. Смотри, обменяешь ты золото на банку протухшей тушёнки.

— Па-ша.

— Что Паша?! — Пашка взорвался. — Думаешь, приятно видеть, как твой лучший друг себе жизнь портит?!

— У нас с Катей ничего нет.

— Точно. Я прямо в упор видел, как у вас там ничего нет!

— Это было прощание. — Иван помедлил. — В общем, не бери в голову.

Пашка несколько мгновений рассматривал друга в упор, потом вздохнул.

— Подарок-то покажешь? — спросил наконец.

Иван усмехнулся. Открыл сумку, сунул руку и вытащил то, зачем лазил на Приморскую. Пашка осторожно принял находку из рук в руки.

— Ух, ни фига себе. И не высохло ведь?

— Ага, — сказал Иван. — бывает же. Как тебе?

Пашка ещё повертел, потом сказал:

— А-хренеть. Я тебе серьёзно говорю. Это а-хренеть. Держи, а то разобью ещё, ты меня знаешь.

На ладони у Ивана оказался стеклянный шарик. Выпуклый стеклянный мир, наполненный прозрачным глицерином. В нем на заснеженной поляне возвышался домик с красной крышей и с трубой, вокруг дома маленькие елочки и забор. Иван потряс игрушку. Бульк. И там пошёл самый настоящий, белый, пушистый снег.

Снежинки медленно падали на крышу домика, на елки, на белую снежную равнину вокруг.

— Думаешь, ей понравится? — Иван посмотрел на Пашку, сидящего с лицом задумчивым, как с сильнейшего перепоя.

— Что? — Пашка вздрогнул, оторвался от шарика. — Дурак ты, дружище, ты уж извини. Это а-ахрененный подарок.

Металлическая решетка с железными буквами «ВАСИЛЕОСТРОВСКАЯ» отделяла жилую часть платформы от хозяйственной. Анодированный металл тускло блестел. Иван толкнул дверь, кивнул охраннику, долговязому, лет шестнадцати, парню:

— Как дела, Миш?

— Отлично, командир. — на поясе у Миши была потертая кобура с «макаровым». Наследное оружие — мишин отец служил в линейном отделе милиции, когда всё случилось. — Да ты проходи.

Вообще-то Кузнецову он был никакой не «командир». Парнишка из станционной дружины, а Иван командует разведчиками — но поправлять парня не стал. У каждого должна быть мечта. Менты — это каста. Как и Ивановы диггеры.

— Таня здесь?

— Не знаю, командир, — почему-то смутился Кузнецов. — Я только заступил…

Иван кивнул: ладно.

Мясная ферма.

Ряды клеток уходили под потолок станции. Деревянные, металлические коробки, затянутые ржавой сеткой-рабицей. В воздухе стоял душный сырой запах грызунов, несвежих опилок и старого дерьма. Иван прошёл между рядами, оглядываясь и приветствуя знакомых заключенных. В постоянном хрупаньи, шебуршении, посвистывании и чавканьи было что-то стихийное. Мы жрём, а жизнь идёт. Не представляю, как это — быть морской свинкой, подумал Иван. В этих клетках места почти нет, живут в тесноте, едят и гадят. Мрак.

Сидя в отдельной клетке, сделанной из белой пластиковой коробки с красной надписью Quartz grill, на Ивана смотрел откормленный, пятнисто-белый морской свин. Иван достал припасенный пучок водорослей и сунул в ячейку решетки.

— Привет, Борис. Как сам?

Свин перестал хрюпать и посмотрел на Ивана. Блядь, ещё ты на мою голову, читалось в маленьких выпуклых глазах. Свин был однолюб и пофигист.

Свин любил только Таню и пофигистически жрал всё, что принесут остальные.

Типичный представитель мужского рода, да.

— Таня, — позвал Иван. — Ты здесь?

— Таня? — позвал Иван вполголоса. — ты здесь?

Сквозь хрупанье и шебуршение морских свинок голос вряд ли пробьётся. Иван прошёл между рядами, вышел к рабочей выгородке. Здесь стоял стол, на нем Таня заполняла планы и графики, вносила в учетную книгу привесы и надои — или как они называются? Рядом были составлены мешки с кормом: высушенная трава, водоросли, обрезки ботвы, остатки еды и прочее, что лихие грызуны могли взять на зуб. А могли они многое.

Дальше, за фанерной стенкой, начиналась Фазенда, всегда залитая светом ламп дневного света — теплицы, дачное хозяйство Василеостровской. Оттуда шёл влажный земляной запах и вились мошки, вечные спутники земледелия. За стенкой начиналась владения Трандычихи, там росли морковь, капуста, картошка, лук, щавель и даже салат-латук. И одно лимонное дерево — предмет зависти соседей с Адмиралтейской.

Пищевые ресурсы.

Очень удобно — отходы грызунов на удобрения, отходы растений (и сами растения) морсвинам на прокорм.

А морсвинов понятно куда — на сковородку и в котел.

Добро пожаловать. Ням-ням.

Раньше пробовали приспособить тоннели для расширения Фазенды, но не смогли справиться с проблемой крыс — пищевые, блин, террористы. Даже железо грызут. Да и с электричеством оказалась проблема — не хватало, ресурс генератора не тот.

Так что в вентиляционном тоннеле теперь выращивали шампиньоны и чёрные грибы. Они темноту любят. Грибные грядки рядами нависали в темноте — жутковатое место, если честно. Вешенки, шампиньоны, даже японский гриб шиитаке. Вкусные, конечно, но Ивану там было не по себе.

— Только представь — грибница, — говорил дядя Евпат. — Это же готовый коллективный разум. Она может на много сотен метров простираться, эта грибница, связывать тысячи и тысячи грибов в единое целое. И знаешь, что самое жуткое?

— Что?

— Мы ни хрена не знаем, о чём они думают.

Дядя Евпат. Воспоминания. Кусочки чёрно-белой мозаики.

Старею, опять подумал Иван. Да, отличное время я выбрал, чтобы остепениться. Завести семью. Хорошая жена, хорошая станция, хорошая работа — Постышев прочит его в станционные полковники, если не врут — что ещё нужно человеку, чтобы достойно встретить старость?

Н-да.

— Таня, ты где? — Иван вышел в тамбур между фермой и Фазендой.

На длинном столе (составлены несколько старых стульев, на них положена широкая доска) стояли старые весы, металлические тарелки блестели от вытертости. Чугунные гирьки выстроились в ряд. Здесь Таня и её напарница взвешивали морсвинок, вели учет. Рядом стул. На нём мирно дремала пожилая женщина, седые волосы связаны в пучок. На скрип дерева она вздрогнула, обернулась…

— Иван! Фу ты, чуть сердце не выскочило…

— Доброй ночи, Марь Сергевна. Простите, что разбудил. А где Таня?

Марь-Сергевна держала руку на груди, точно боялась, что сердце вырвется и убежит.

— Не знаю, Вань, — она покачала головой. — Ох-хо-хо… В палатке, этой… где дом невесты, наверное. Ты только туда не ходи, — вспомнила Марь-Сергевна и засуетилась. — Видеть невесту в свадебном платье — к несчастью.