Книга Вишенка для Демона, страница 6 – Наталья Аверкиева

— Ты чего так на меня смотришь, красавица? — заметил водитель мой изучающий взгляд.

— Мне, глядя на вас, холодно становится. Как вы не мерзнете в майке в такую холодрыгу? — улыбнулась я, на всякий случай нащупав руку Кирилла. Он тут же сжал мою кисть, словно поддерживая.

— Для этого здесь есть кондиционер. Всегда двадцать пять поддерживает и зимой и летом. А вообще с моей шерстью, — он провел ладонью по груди и рассмеялся, — можно спать на снегу, она меня согреет в любой мороз.

— А вам одному не страшно ездить на такой огромной машине? Вдруг бандиты? — робко продолжила я расспрашивать.

Кирилл повернулся и посмотрел с благодарностью. Кажется, его язык уже устал молоть всякую ерунду.

— Вдвоем — значит, делиться выручкой, а она не такая большая, чтобы половину отдавать кому-либо. Я по этой дороге лет пять езжу. Каждый камень и придорожный столб как отец родной. Вот ближе к Твери начнут охотиться гайцы — удалые молодцы. Но мы их фишки и секреты знаем, места засады, радары. «Я знаю все твои трещинки, ага-ага», — вдруг пискляво пропел он с восточным акцентом. Я прыснула, ткнувшись носом в плечо Кириллу. — Нас голыми руками не возьмешь! Да и по рации ребята предупреждают заранее. А на случай нападения бандитов у меня есть бейсбольная бита и для совсем непонятливых — пистолет.

— Настоящий? — ахнула я, прижавшись к Кириллу плотнее.

— Конечно. Кто же с игрушечным пистолетом на трассу выходит?

— А ваша жена не переживает, что вы так часто отсутствуете? Все-таки страшно, мало ли что в дороге случиться может? — Надо же, разговаривать с незнакомцем совсем не трудно, а я так боялась.

— Переживает, родимая, конечно, переживает. Но если любишь кушать хорошо и в модных шубках ходить, то придется мириться с какими-то неудобствами. Я могу хорошо за сезон заработать. Да и некогда ей скучать, она в Тарту с детьми сидит. Другие вон стоят днями, а я постоянно за рулем. «Дорога — мой компас земной, а удача — награда за смелость!» — опять затянул фальшиво басом.

Рация запищала матом. Из короткого сообщения мы узнали, что впереди засада. Петр чертыхнулся и сбавил скорость. Мы проезжали мимо каких-то огромных озер. Я смотрела, как ярко-розовые лучи солнца, скрывшегося за угольно-черным лесом на горизонте, прорезали чернильное небо. Сам горизонт оставался бледно-желтым, разделяя небо и землю, словно прослойки белого шоколада разделяют шоколадный пломбир. Тяжелые тучи были похожи на взбитый черничный мусс с вкраплениями малинового варенья из солнечных лучей. И вся эта красота отражалась в зеркальной глади воды.

— Что это? — обалдело смотрела я на озера.

— Иваньковское водохранилище, — раздраженно отмахнулся Петр.

— Московское море, — влюбленным голосом произнес Кирилл. — Потрясающе… Вот бы сюда на рыбалку…

— Скоро посты, — буркнул водитель.

— Прятаться? — забеспокоился Кир. — Нельзя же втроем.

— Нет, сиди. Нормально все будет. Просто подружку свою прикрой, когда скажу. Она такая мелкая и черная, что ее в темноте не разглядят.

Дальше мы ехали молча, в некотором напряжении. Петр — так звали водителя — был явно чем-то недоволен. Я смотрела, как свет фар освещает серое полотно дороги. Глаза слепили встречные машины. Некоторые начали как-то странно подмигивать.

— Ну точно, засада близко, — кивнул Кирилл.

— Вижу, — нахмурился водитель и ощутимо сбавил скорость.

Мы поехали медленно-медленно.

— Откуда вы знаете? — спросила я.

— Видишь, встречные мигают? Значит, впереди стоят гаишники и ловят нарушителей.

И действительно, через пару минут в темноте замаячили светоотражающие полоски и желтые жилеты. Один из них махнул полосатым жезлом и указал на обочину. Петр тут же засуетился, достал документы и побежал к стражам дорожного порядка. Я вопросительно посмотрела на Кирилла. Он пожал плечами:

— Мы ничего не нарушали так вот явно. Думаю, что все нормально будет. У тебя документы с собой?

— Да. А если они меня ищут? Может быть, мама в милицию позвонила?

— Может быть. Ты ей совсем ничего не сказала?

— Ты же слышал. Он вздохнул:

— Думаю, что она бы сначала дозвонилась до тебя.

Петр вернулся в кабину, растирая озябшие плечи. Волоски на руках смешно стояли дыбом, кожа покрыта пупырышками.

— Что там? — спросил Кирилл.

— Документы проверили. Сказали, что впереди дорогу ремонтируют, просили не нарушать и ехать осторожно. Ну, полетели! — Он повернул ключ. Мотор глухо зарычал, и машина мягко тронулась с места. — Чего перетрусили-то, бродяги?

Кирилл нервно дернул плечами.

— К Твери подъезжаем. У меня тут женка живет. Если б не груз, то я б к ней заехал, — довольным голосом сообщил водитель.

— То есть как тут жена живет? — не поняла я. — Вы же говорили, что она в Тарту…

— Не-е-е, — протянул Петр со смехом. — В Тарту у меня законная супружница, а тут женка. Как бы тебе объяснить? Ну, это…

— Любовница, — спокойно подсказал Кирилл.

— Нет, женка.

— Как это? — вытаращила я глаза.

— Ну что ты как маленькая, в самом деле? — улыбался он. — Любовница — это временное увлечение, а женка — это серьезно и с детьми.

Меня словно водой ледяной окатило.

— И много у вас… жен с детьми? — заикаясь, спросила я.

— Три штуки. Детей у меня четверо — три мальчика и девочка. И своих еще две дома. Девочки.

— А они знают о существовании друг друга? — пробормотала я, чувствуя, как холодеют руки и ноги.

— Да что я, дурак, что ли! — рассмеялся он противно.

— Но дети? — недоумевала я. — Им же нужен папа. Настоящий папа. Родной папка…

— Я о них помню, — со знанием дела заверил меня Петр. — «Утром мажу бутерброд, сразу мысль — а как народ? И икра не лезет в горло, и компот не льется в рот».

Меня затрясло. Я отвернулась, чтобы не видеть его отвратительной, блестящей от жира физиономии. За окошком все еще мелькало Московское море. Я вспомнила, что, дожив до пятнадцати лет, еще ни разу не была на море и не летала на самолете. Мы просто не могли себе этого позволить. Отец никогда не помогал нам. Я даже его толком не помнила. Он остался в памяти каким-то расплывчатым серым пятном, которое первое время еще поздравляло меня с днем рождения. Он уехал на Север на заработки, и больше мы с мамой не видели ни отца, ни уж тем более его заработков. Мама всегда крутилась, как могла, что-то шила, переделывала дешевые вещи, купленные на рынке или в секонд-хенде. Маленькой я часто слышала, как она плачет ночами. Не тихо, а рыдает в голос и что-то шепчет, причитает. Я тоже плакала тогда. Думала, что, если бы у меня был папин телефон, я бы ему позвонила и попросила вернуться. Казалось, что его можно убедить бросить свои «заработки» и приехать к нам. Однажды я нашла мамину записную книжку, а в ней папин телефон. Пока она была на работе, я позвонила ему, сказала, что нам очень плохо без него, что у нас не всегда есть продукты, что иногда мы сидим на одной гречке, и я ее ненавижу. Он начал орать, что это мать подговорила меня, что мы ни копейки не получим и чтобы я не смела больше его обманывать. Больше я не звонила ему никогда.