Книга Вишенка для Демона, страница 7 – Наталья Аверкиева

Во мне просыпался вулкан, который спал эти несколько лет. Гнев, подобно лаве, стремительно поднимался откуда-то из кончиков пальцев на ногах, пропитывал каждую клеточку организма отчаянной ненавистью и беспомощностью. В самом центре груди образовалась огромная рана, готовая прорваться и вылить всю боль на это существо, именуемое себя отцом.

— Да как вы смеете? — прошептала я сквозь полившиеся слезы.

— Варь, ты чего? — испугался Кирилл.

— Да как вы можете! — не заметила, как начала повышать голос, срываясь на крик. — Вы знаете, что значит ходить в школу и слышать «безотцовщина»? Вы знаете, каково это носить обноски с соседского ребенка, который еще про это и растрепал всему двору? Вы знаете, что значит идти по рынку летом и не иметь возможности купить черешню? «Утром мажу бутерброд!» Да что б он вам в рот не полез! Остановите! — Я принялась дергать за ручку, желая немедленно выйти из кабины.

— Варя! Варя! Успокойся! — Кир схватил меня за юбку одной рукой, второй принялся ловить руку, пытающуюся открыть дверь на ходу.

— Не трогай меня! Остановите!!! — заорала я, обливаясь слезами. — Выпустите меня! Немедленно выпустите! Икра ему в горло не лезет! Откуда ж вас, таких уродов, только берут?

Я вывалилась из кабины, больно ударившись коленкой и отбив руку, на которую приземлилась. Меня душили слезы. Я вспоминала отца, его злые слова, ночные слезы мамы и рыдала в голос, бормоча проклятия. Проклинать нельзя, это я знаю, но, если бы у нас были деньги, я бы не ехала сейчас черт-те как, я бы спала в теплом поезде на верхней полке и была бы избавлена от общества таких, как этот Петр. Кирилл взял меня за плечи и оттащил от обочины, чтобы мы не попали под колеса отъезжающей фуры. Обнял, прижал к себе крепко, начал гладить по спине и успокаивать, что-то шепча в ухо. Я не понимала ни слова, ревела, щедро орошая его свитер слезами и соплями. Он дал мне поплакать, потом достал из рюкзака бутылку воды и велел выпить как можно больше, аргументировав это тем, что обезвоженному долгими рыданиями организму нужно пополнить запасы жидкости, а то плакать будет нечем.

— Где мой рюкзак? — вдруг вспомнила я о своем багаже. — Там билет! Кирилл! Он увез мой билет!

— Не увез, я ему не позволил, — самодовольно улыбнулся он и протянул рюкзак за лямку. — Вырвал практически силой.

Я прижала драгоценный рюкзачок к груди. Кирилл посмотрел на меня, ухмыльнулся и снова обнял.

— Ты давай не реви, а то нас больше никто не возьмет. И потом, принцессы не плачут.

— Ты сильно сердишься? Ведь он мог довести нас до самого Питера, — тихо спросила я.

— Можно подумать, если я буду на тебя сердиться, это что-нибудь изменит. Пошли, моя трубадурочка, здесь позиция невыгодная. Тут нас в темноте только раздавить могут. Эх, не могла истерику закатить за Тверью.

— Кстати, я никогда не была в Твери, — выпуталась я из его рук.

— Я тоже, — довольно прищурился он. — И сигареты кончились.

— Наверняка там есть теплый вокзал, где можно переночевать.

— Может, все-таки дальше? — скривился Кир.

— Как скажешь. Ты же у меня ведущий, — легко согласилась я, зная, что все равно будет по-моему.

Мы прошли пару километров по трассе, постоянно голосуя. Машины, словно заколдованные, проносились мимо. Фуры не останавливались вообще. Легковушки двигались только в город.

Через час безуспешных попыток взять нашего драйвера и пройденной еще пары километров Кирилл раздраженно изрек очень умную мысль:

— Отвратительная позиция! Мы тут провисим до утра. Что-то мне подсказывает, что нас передали по этапу и вряд ли мы отсюда сегодня уедем. А «волна» уже схлынула. До мертвого часа далеко, но с этой позиции мы не уедем.

— Чего? — вопросительно сдвинула я брови к переносице. Слова по отдельности вроде бы знакомые и понятные, но смысл сложенных вместе от меня ускользал.

— Я говорю, — доброжелательно засмеялся он, — что Петр сообщил своим, чтобы нас на трассе не подбирали. То есть на фурах мы до Питера не доедем, а дальние легковушки не останавливаются почему-то, только местные. «Волна» — это поток машин. Уезжать и ехать лучше «на волне», то есть когда народ массово куда-то устремляется. Зависнуть на плохой позиции, как ты видишь, значит голосовать безрезультатно. Все понятно, никакой высшей математики.

— Так бы и говорил, — хлюпнула я носом.

— Да я так и сказал. Кстати, тут рядом течет река Волга. «О, Волга, колыбель моя, любил ли кто тебя, как я…» — состроив трагичное лицо, заунывным голосом продекламировал он, поэтично размахивая рукой. Я против воли хихикнула. Кир неожиданно стал серьезным и тихо пробормотал: — С другой стороны, не так уж она и рядом… Надо было карту посмотреть. Как-то я не подготовился.

— Это ты написал?

Он снова скосил на меня глаза, плотно сжимая губы в ехидной усмешке.

— «Один, по утренним зарям,

Когда еще все в мире спит

И алый блеск едва скользит

По темно-голубым волнам,

Я убегал к родной реке».

Николай Алексеевич Некрасов. На Волге. Детство Валежникова. По-моему, восьмой класс средней школы. Я в шоке.

— Ну и подумаешь… — обиделась я. — Мне Фет больше нравится. А когда мы проходили Некрасова, я болела. Вот! — и показала язык.

Он потянулся, покрутил туда-сюда головой, разминая мышцы, и предложил:

— Пошли по Твери, что ли, погуляем. У нас есть тысяча рублей, и мы можем где-нибудь по ужинать. Мадам… — Он галантно наклонился.

— Между прочим, мадемуазель, — хихикнула я, беря его под руку.

— Мадемуазель, я приглашаю вас на прогулку по старинному городу Твери.

Жаль, что не смогу показать вам всего, но мне бы хотелось, чтобы вы знали, в городе есть очень красивый Путевой дворец и Свято-Екатерининский женский монастырь. Ах, — закатил он глаза, — туда мечтает попасть каждый мужчина!

— Глупый. — Я легонько стукнула его кулачком по плечу.

— А еще там есть парк Крылова. О, кстати, именно в Твери были созданы выдающиеся произведения древнерусской литературы… Погоди-погоди… Дай-ка вспомнить… Кажется, «Повесть о Михаиле Ярославовиче», «Похвальное слово тверскому князю Борису Александровичу» и еще что-то.

— Откуда ты знаешь? — удивленно посмотрела на него.

— Мы проходили это в литературном институте на семинарах по древнерусской литературе.

Я рассмеялась:

— А такой существует?

— Между прочим, я уже на пятом курсе. — И кем ты станешь?

— Писателем.

— Круто! Ты пишешь книги?

— Есть немного.

— Расскажешь?

— Посмотрю на твое поведение.

— Боже! Я никогда не видела живого писателя!