Онлайн книга «У каждого свой рай»
|
– Ты потрясающая, – сказал он. – Ты невозмутима… – Действительно, – добавил Джереми. – Эта молодая женщина исключительна. К счастью для нас. Я подбирала слова. Я говорила медленно. – То, что я знаю твою мать и твоего отца благодаря фильмотеке, это – удача. То, что они передо мной, это – событие. – Что такое фильмотека? – спросила Хелен. – Это место, где показывают старые фильмы. Черно-белые. – Я снималась и в цветных фильмах, – запротестовала Хелен. – Вы не видели «Тень любви», в котором я снялась с покойным Кларком? – Каким Кларком? – Гейблом, дорогая. Гейблом… Вмешался Гарри. – Мы не из немого кино. Это вы молоды, очень молоды. Однако Эла вы должны были легко узнать. Ему только сорок лет. Я повернулась к Грегори в замешательстве. Мне хотелось, чтобы он сказал, что он хоть чуточку любит меня, чтобы меня поддержать. Любовь на закуску, вперемешку с майонезом и ломтиками свежего помидора. Но все же любовь. Пусть он признается, пусть он выскажет достаточно торжественно свое раздражение… – О чем он говорит, Грегори? Кого я должна была узнать, кто такой Эл? – Я, – сказал он. Грегори-Эл поцеловал меня в губы. Вереница образов обрушилась на меня. Обрывки кадров, отрывки фильмов. Грегори? Эл? Его манеры. Всегда красив, таинственен, фатально умен, время от времени немного юмора. Великий страждущий. Его знают как облупленного… – Я Эл Стоун, – сказал он… – Теперь ты в курсе? Застыв, я глядела на него. Я спала с Элом Стоуном, меня осыпал подарками Эл Стоун. Я услышала, что я кричу. Так кричал мой отец в непредвиденных обстоятельствах. – Но почему? Почему я? Почему ты остановил меня? Ты не их сын? Я кричала очень громко. Доминиканка вернулась, чтобы узнать, не надо ли нам чего-нибудь. Я кричала. – Воды со льдом. Воды и много льда… Доминиканка не понимала, почему я так кричу. Она удалилась быстрыми шагами. – Почему, Грегори? – Речь шла о кино, – сказал он с болью. – Два месяца тому назад Аппенстайн предложил мне сценарий, который никуда не годился. Но моя роль была интересной. Я спасался бегством с первой до последней минуты фильма. И с пулей в спине должен был умереть на руках героини. Очень редко я соглашаюсь умереть на экране. Доминиканка вернулась с водой. Незаметно я взяла в сумке половину аморфиля и проглотила, опорожнив огромный стакан. Сама мысль об успокоительном меня успокаивала. У меня был хриплый голос. – Ты бежал от чего? – Вот именно. По сценарию было несколько версий. Они мне не нравились. Особенно начало. Я почти лишилась голоса. – Какое начало? – Остановить женщину на Таймс-сквер. Надо быть последней недотепой, наркоманкой или совершенно круглой дурой, чтобы позволить затащить себя в какой-то подозрительный отель без сопротивления. – Благодарю. – Я не говорю о тебе. – Увы. Я говорила хриплым голосом. Вмешался Аппенстайн. – Мы находили это привлекательным для массового зрителя. Это псевдопохищение было задумано сначала на Таймс-сквер. Но мы решили попробовать на Даффи-сквер, как раз из-за кинотеатра, зрители выходят с этой стороны… Грегори прервал его. – Мне необходимо поверить в свою роль. Я не придираюсь. Но если роль неубедительна, то я не могу сыграть. Джереми открыл рот после продолжительного раздумья. – Мы предложили Элу попробовать, попытаться кого-нибудь остановить. Это было пари. Он был уверен, что его узнают и попросят автограф. Но нет. При первой попытке женщина около сорока лет начала вопить: «Убийца, убийца». Грегори, Эл, если хотите… Мне ничего не хотелось. Благодаря действию аморфиля. Они казались вялыми и кроткими. Как будто сидящими на облаке. – Мы наблюдали за происходящим из автомобиля. Теперь рассказывал словоохотливый Сэм. – Чтобы спасти Эла, я прибежал и дал женщине сто долларов как раз в тот момент, когда подъехала полицейская машина, женщина рассыпалась в благодарностях. – Вторая… – продолжал Грегори, – второй оказалась девушка около двадцати лет, она меня ударила ногой в берцовую кость, у меня еще и теперь синяк, я ее отпустил с криком. Я был прав, похищение не состоялось. Надо было найти другое начало. Я почти не чувствовала дрожи. – Почему не бежать одному? – Вот в этом она вся, сама логика. Каждый раз она обнаруживала наши ошибки. Аппенстайн казался озабоченным. – Не может быть фильма без привлекательной женщины. Особенно без любовной истории. Мой голос звучал как бы издалека. – Нет необходимости начинать с Таймс-сквер. – Короче, – продолжал Грегори, – мы были в машине. Как только полицейские приближались, мы уезжали и возвращались через некоторое время. И Аппенстайн попил воды. – В день дождя мы решили отказаться от этой затеи. Не от фильма, а от начала. Грегори похлопал меня по руке. – Тебя мы увидели внезапно. Ты выделялась из толпы и под этим невероятным ливнем собиралась перейти площадь… «Она, должно быть, совершенно рехнулась», – сказали мы себе. Я бросился тебя догонять, рискуя схватить сильный насморк. Я тебя затащил в гостиницу. Мы оплачивали номер в течение недели. Хозяин был в курсе. Хелен обратилась ко мне. – Дорогая… – Да, мадам. – Во всем остальном виноваты вы. Он стал пленником вашего воображения. Гарри взял конфету и начал улыбаться. У него были белые ровные зубы, сделанные из одного слепка. – Вы нас придумали… – Я вас придумала? – Да, моя дорогая. С вашей версией об очень богатых родителях, пресыщенных и нелюдимых. – Мне не хотелось возвращаться в кино по необходимости, – сказала Хелен. – Но эта чрезвычайно любвеобильная мать, оставляющая своего ребенка на попечении няньки, эта едва уловимая черта нимфомании меня привлекала. – Отец тоже хорош, – сказал Гарри. – Я хочу сказать, роль. Вы меня наделили нефтяными скважинами, но также большими комплексами в отношении к сыну. – По-видимому, ей надо теперь передохнуть, – сказал обеспокоенный Грегори. Я запротестовала. – Спасибо, я чувствую себя прекрасно. Значит, я помогла вам построить ваш фильм. |