Онлайн книга «Женщины»
|
– Хэнк, не получается, правда? – Да. – Что не так? – Не знаю. – Я уеду. Я не хочу здесь оставаться. – Успокойся, не настолько же все плохо. – Я просто ничего не понимаю. Я не ответил. – Хэнк, отвези меня к Дворцу освобождения женщин. Ты знаешь, где это? – Да, где-то в Уэстлейке, там раньше художественная школа была. – Откуда ты знаешь? – Я туда как-то возил другую женщину. – Ах ты гад. – Ну ладно, ладно… – У меня подруга там работает. Я не знаю, где у нее квартира, а по телефонной книге найти не могу. Но знаю, что она работает во Дворце освобождения. Поживу у нее пару дней. Просто не хочется возвращаться в Сан-Франциско в таком состоянии… Лайза собралась, сложила вещи в чемодан. Мы вышли к машине, и я поехал в Уэстлейк. Я как-то возил туда Лидию на выставку женского искусства, где она показывала несколько своих скульптур. Я остановился перед зданием. – Я подожду, вдруг твоей подруги нет. – Все в порядке. Можешь ехать. – Я подожду. Подождал. Лайза вышла, помахала. Я помахал в ответ, завел машину и уехал. 86
Я сидел в одних трусах как-то днем неделю спустя. Нежно постучали в дверь. – Минуточку, – сказал я. Надел халат и открыл. – Мы – две девушки из Германии. Мы читали ваши книги. Одной на вид лет 19, другой, может, – 22. У меня выходила в Германии пара-тройка книг ограниченными тиражами. Я сам родился в Германии в 1920 году, в Андернахе. Дом, где я жил в детстве, теперь стал борделем. Говорить по-немецки я не умел. Зато они говорили по-английски. – Заходите. Они сели на тахту. – Хильда, – сказала 19-летняя. – Я Гертруда, – сказала 22-летняя. – Я Хэнк. – Мы думаем, что у вас книги очень грустные и очень смешные, – сказала Гертруда. – Спасибо. Я ушел в кухню и нацедил 3 «водки-7». Начислил им и начислил себе. – Мы едем в Нью-Йорк. Решили заглянуть, – сказала Гертруда. Затем они рассказали, что были в Мексике. По-английски говорили хорошо. Гертруда потяжелее, почти толстушка; сплошные груди и задница. Хильда – худая, похоже, что постоянно под каким-то напрягом… странная и будто у нее запор, но привлекательная. Выпивая, я закинул одну ногу на другую. Халат мой распался. – О, – сказала Гертруда, – у вас сексуальные ноги! – Да, – подтвердила Хильда. – Я знаю, – сказал я. Девчонки остались и поддержали меня в выпивке. Я сходил и сочинил еще три. Когда садился вторично, убедился, что прикрыт халатом как должно. – Вы, девчонки, можете тут остаться на несколько дней, отдохнете. Они ничего не ответили. – Или не оставайтесь, – сказал я. – Страху нет. Можем просто поболтать. Мне от вас ничего не нужно. – Наверняка вы знаете много женщин, – сказала Хильда. – Мы читали ваши книги. – Я пишу фикцию. – Что такое фикция? – Фикция – это приукрашивание жизни. – То есть врете? – спросила Гертруда. – Чуть-чуть. Не очень. – А у вас подружка есть? – спросила Хильда. – Нет. Сейчас нет. – Мы останемся, – сказала Гертруда. – У меня только одна кровать. – Это ничего. – И еще одно… – Что? – Чур, я сплю посередине. – Ладно. Я продолжал смешивать напитки, и скоро у нас все кончилось. Я позвонил в винную лавку. – Я хочу… – Постойте, друг мой, – отвечали мне, – мы не делаем доставку на дом до шести вечера. – Ах вот как? Я тебе в глотку вбиваю по двести долларов в месяц… – Это кто? – Чинаски. – А, Чинаски… Так чего вы хотите? Я ему сообщил. Потом: – Знаете, как сюда добраться? – Ода. Он прибыл через 8 минут. Толстый австралиец, вечно потеет. Я взял две коробки и поставил их в кресло. – Привет, дамы, – сказал толстый австралиец. Те не ответили. – Сколько там с меня, Арбакл? [17] – Ну, всего семнадцать сорок девять. Я дал ему двадцать. Он начал рыться в карманах, ища мелочь. – Что, делать больше нечего? Купи себе новый дом. – Спасибо, сэр! Затем он склонился ко мне и тихо спросил: – Боже мой, как у вас это получается? – Печатаю, – ответил я. – Печатаете? – Да, примерно восемнадцать слов в минуту. Я вытолкал его наружу и закрыл дверь. В ту ночь я забрался с ними в постель и лег посередине. Мы все были пьяны, и сначала я сграбастал одну, целовал и щупал ее, потом повернулся и схватил другую. Так я перемещался туда и обратно, и это было весьма утешительно. Позже сосредоточился на одной надолго, потом перевернулся и перешел на другую. Каждая терпеливо ждала. Я был в смятении. Гертруда горячее, Хильда – моложе. Я вспарывал зады, лежал на каждой, но внутрь ни одной не засовывал. Наконец остановился на Гертруде. Но сделать ничего не смог. Слишком пьян. Мы с Гертрудой уснули, ее рука держала меня за письку, моя рука – у нее на грудях. Мой член опал, ее груди оставались тверды. На следующий день было очень жарко, а пьянства – еще больше. Я позвонил и заказал еды. Включил вентилятор. Разговоров было немного. Этим немочкам выпивать нравилось. Затем обе вышли и уселись на старую кушетку на переднем крыльце – Хильда в шортиках и лифчике, а Гертруда – в тугой розовой комбинашке, без лифчика и трусиков. Зашел Макс, почтальон. Гертруда взяла у него мою почту. Беднягу Макса чуть Кондрат не хватил. В глазах у него я видел зависть и неверие. Но, как ни верти, у него работа гарантированная. Около 2 часов дня Хильда объявила, что идет гулять. Мы с Гертрудой зашли внутрь. Наконец это действительно произошло. Мы лежали на кровати и проигрывали начальные такты. Через некоторое время приступили. Я взгромоздился, и он вошел внутрь. Но вошел как-то резко и сразу же принял влево, словно там был изгиб. Я припоминал только одну такую женщину – но тогда было здорово. Потом я задумался: она меня дурачит – на самом деле я не внутри. Поэтому я вытащил и засунул повторно. Он вошел и опять круто свернул влево. Что за говно. Либо у нее пизда перекосоеблена, либо я не проникаю. Я все убеждал себя, что это у нее пизда ни к ебаной матери. Я качал и трудился, а он все гнулся и гнулся влево под этим острым углом. |