Онлайн книга «Билет на вчерашний трамвай»
|
Генри стоял на коленях и смотрел на меня. А я вдруг перестала улыбаться и твердо ответила: – Выйду. Домой я вернулась в девять часов вечера, и не успела разуться, как зазвонил телефон. Я подняла трубку: – Да? – Выходи, я подъехал. Я посмотрела на экран телефона: Шубин. Вздохнув, я снова застегнула сапоги и спустилась вниз. У моего подъезда стоял зеленый «вольво» Шубина. При моем появлении дверцы машины распахнулись, и оттуда вылезли трое крепких ребят. А секундой позже и сам Шубин. Я подошла к ним, поплотнее запахнула пальто и шумно выдохнула. – И что дальше? Бить будешь? Бей. Шубин выглядел растерянным. – Ты дура или прикидываешься? Где остальные? Я непонимающе нахмурилась. – Какие остальные? Шубин разозлился. – Ты мне тут дурочку не включай, овца. Где твои мужики, спрашиваю ? Ну? В подъезде? Я оглянулась, пожала плечами. – Ты заработался, Витя. Нет тут никаких мужиков. Димка щас в больнице лежит. Говори быстрее, чего хочешь? У меня ребенок дома не кормленый… Виктор кивнул своим друзьям, и те залезли обратно в машину. Окна они при этом опустили до упора. Я улыбнулась. – На разборки приехал? Витька шумно выдохнул и ослабил узел галстука. – Только не говори, что ты это одна замутила. – Одна. Мартынов до последней минуты ничего не знал… – Да я не про Мартынова. Я от тебя фигею, красавица. Кинула серьезного мужика на бабки и спокойно выходит одна на улицу. Я засмеялась. – Ты – серьезный мужик? Да ты лох и мудак, Шубин. И бизнесмен из тебя хреновый. А то, что я сегодня провернула, – лишнее тому подтверждение. Ну, и что ты со мной сделаешь? Шубин посмотрел на меня долгим взглядом и махнул рукой. – Да пошла ты… Потом сел в машину и уехал. А я осталась стоять на улице. Ну, почему у меня в жизни все вечно через… Почему я постоянно влипаю в какое-то дерьмо и долго, болезненно из него вылезаю? Почему меня даже замуж зовут, стоя передо мной на коленях на заплеванной больничной лестнице? Замуж. Я с улыбкой посмотрела на небо. Сверху лил дождь, и было совершенно непонятно, что за капли стекают у меня по лицу… …Такое яркое все вокруг… И тихо очень… И тишина эта – звенит… И – голос в тишине: – Сегодня. Тридцатого. Ноября. Две. Тысячи. Пятого. Года. Ваш. Брак. Зарегистрирован! Поднимаю лицо кверху и смотрю на потолок. Меня теребят, что-то говорят, а я смотрю на потолок. У меня глаза вдруг стали большие и мокрые. И слезы надо срочно вкатить обратно. Не вкатываются. И щеки тоже мокрые стали. И губы соленые. Димкины. – Вербицкая, – шепчет мне на ухо, – я тебя люблю… А я смотрю на него, и все такое соленое вокруг… И красивое. – Ну что, жаба моя, теперь моя очередь мужиков в яйца тыкать! – пыталась перекричать грохот музыки Лелька. – Только где они все, а? – Скворцова… – вкрадчиво шепнула я Лельке в ухо, – ты сюда со своим самоваром пришла. Какие тебе еще яйца? Лелька оглядела стол мутным взглядом и сфокусировала его на Тимуре, своем новом бойфренде, который, собственно, и ускорил ее развод с Бумбастиком. – Ты про Тимку, что ли? – икнула она. – Да он сам уже в сра-котень, через губу перешагнуть не может. Какой с него прок? Я отпила шампанского и подставила щеку под очередной поцелуй кого-то из гостей. – Какой прок? А я откуда знаю? У меня только одна к тебе просьба: не пей до стадии «А в детстве я занималась спортивной гимнастикой». Лелька захохотала. – Завидуешь, жаба? Да у меня растяжка – Кабаева обрыда-ется от зависти! – Верю. Верю, Лель. Ты только никому ее сегодня не показывай, ладно? Дай мне хоть одну свою свадьбу без драк отгулять. Лелька сморщила нос. – При чем тут драка? – А при том. Щас ты начнешь на шпагат садиться, ноги задирать, а Тимку твоего уже самого жрать можно, вместо закуски. – Это почему? – А потому что он готов! Громко ржем. Потом я продолжаю: – Ну вот, Тимка – в сопли, а ты спровоцируешь кого-нибудь из гостей. Он тебя по ошибке схватит за ногу, промахнувшись мимо сисек, а Тимка твой непременно полезет биться. У него ж папа грузин. Значит, парень горячий. Лелька поднимает голову и громко орет: – Эй, мне кто-нибудь нальет? Дима… Лешка… Денис… Я не забыла, как вас зовут, черт подери ! О, молодчина! Давай-ка эту вкусную бутылочку сюда! Ай, красавец! И что это мы так зло на меня смотрим? Да-да, это я тебе, грузинский принц. Я пропиваю свою подругу! Не надо меня останавливать, не надо меня тормозить… Я, может, щас напьюсь и плакать начну. Между прочим, это я Ксюху с Димкой познакомила! Я украдкой смотрю на Генри. Он улыбается. «Я тебя люблю» – читаю по его губам. – Я тебя тоже, – отвечаю шепотом. – Горько! – орет Лелька, и пятнадцать гостей подхватывают: – Горько! Горько! – У меня уже губы болят, – тихо шепчу Димке на ухо. – И у меня. Потерпи, родная. – Обещай, что до завтрашнего дня меня больше не поцелуешь… – трусь носом о его нос. – Этого не обещаю. Но губы твои оставлю в покое. «Горько! Горько!» – скандируют гости, а я просто стою, прижавшись губами к Димкиному лицу, и чувствую себя абсолютно счастливой. Абсолютно. А еще я думаю о том, что скоро все это веселье, наконец, закончится и мы вернемся к нам домой. Туда, где на телевизоре живет Дед Мороз. Который умеет петь и топает ножкой… И который нас ждет. ТЕМНЕЕ ВСЕГО ПЕРЕД РАССВЕТОМ Вступая в новую жизнь, под новой фамилией, я надеялась обмануть судьбу, шлангом прикинуться… Думала, что навсегда избавилась от привычки вляпываться в идиотские ситуации. И, как обычно, круто обломалась. Судьба даже не обратила внимания на то, что козел отпущения, Ксения Фролова, поменяла фамилию и прическу. От судьбы, как говорится, не уйдешь. – Дюшка! – Я рассерженно швырнула в раковину грязную вилку, и сын, вздрогнув, втянул голову в плечи. – Ты же знаешь, как меня раздражает вот это твое копание в тарелке! Почему салат не ешь? |