Онлайн книга «Испепеляющий ад»
|
Облако надвинулось на луну. Темнота разлилась такая, будто все засыпало сажей. Вернулся к своему дому. Остановился у калитки. Взялся было за скобу. Услышал голоса: — А где сейчас твой? — В хате, наверно. Это ответил Скрибный. Голоса доносились из-за угла плетневой ограды. Прислушался. — Спит? — Может и спит. Отвечал Скрибный. Но спрашивал не Мотвиенко. Голос был другой: резче, надменней. Каждая фраза словно бы с вызовом. — Если не спит, ты его сюда вызови. — Так он меня и послушается. В разговор вступил кто-то третий: — Сделай, чтобы послушался. Кто он тебе? Сват? Брат? — Наган у него, граната, — это опять говорил Скрибный. — Хоть и купец, а жилистый. Из пролетариев. — Ты его в этом смысле потихонечку обездоль. — Может и обездолю. — Все ты: «может» да "может". — Деньги хотите взять? Их у него тысяч десять, не больше. — Чего хотим, судить не тебе. Иди, осмотрись, потом вместе войдем. — Чего вам от него надо-то? — От плеча до пупа разрубить, это тебя успокоило?.. Сказали, ты делай, коли с нами заодно идешь. Шорохов уже присмотрелся к темноте. Он стоит у калитки. От нее до двери в хату шага четыре. Говорящие за углом. Калитка не на запоре ли? Есть еще дверь в хату. Тоже отворится ли? Калитка и дверь ему поддались. В комнате прежде всего сунул руку в портфель: все на месте. С гранаты только сорвать кольцо. До пяти досчитаешь, взорвется. Входите, друзья. Кровью тоже умоетесь. Голоса доносились и с хозяйкиной половины. Прислушался: говорит Закордонный! — Ты, старая, могла бы такого гостя по-другому принять. Скупидумничаешь. Пред господом стыдно должно быть. Тебе скоро ответ на том свете держать. Что там скажешь? Шорохов пошел навстречу Закордонному. В сенях, разделявших дом на две половины, встретились. Закордонный обнял его: — Леонтий Артамонович! Друг ты мой! Добрая компания подобралась. Чего в этой дыре прозябать?.. И казачку, если надо, найдем…. Пошли, пошли… С гранатой, наганом в офицерскую компанию отправляться негоже. Об этом Шорохов подумал прежде всего. Но и оставаться здесь одному до утра небезопасно. Наскоро рассовал деньги, бумаги по карманам, решительно ступив на хозяйкину половину, втиснул под перину первой попавшейся на глаза кровати, портфель. Проверил: перина пышная, ляжешь, в бока портфель не упрется. * * * В доме какого-то из станичных деятелей пили, играли в карты. Разговор был совсем не такой чинный, как в Ивановской. Отсутствие высокого начальства развязало языки. Судили-рядили резко. Генерал Шкуро рвется стать во главе кубанских дивизий, но ни обмундирования, ни оружия у него нет, да и сам его корпус устремился в Причерноморье, в район бывших курортов, войной еще не затронутых, богатых. Оттуда его не вытащишь теперь никакой силой. Деникин благоволит только Добровольческой армии. Намерен ее в полном составе переправить в Крым. Казачеству уготовил роль своей кровью обеспечить добровольцам спокойную эвакуацию. Это нужно Деникину еще потому, что в Крыму не будет ни Добровольческой, ни Донской, ни Кубанской армий. Будет Русская армия. После отдыха она через Бердянск и Мариуполь начнет новый поход на Москву. Казачество будет для нее только обузой. Но все это подло и низко. Воевали вместе. Теперь не только казачье войско, но лазареты, офицерские семьи донцов и кубанцев достанутся красным. Послужат заслоном для отступающих. * * * Был, правда, один не совсем понятный момент. Подсев к Шорохову на диван, Закордонный заговорил о мамонтовских трофеях. Его интересовало: переправлены они в Крым или нет? Может, их вообще увезли из России? — Что вы! — ответил Шорохов, — Донской атаман генерал Богаевский свое войско не бросил. Где он, там и казна. — Так-то оно так, — согласился Закордонный, — да ведь у вашего атамана сыпной тиф. Неделя, как его увезли в Константинополь. — Увезли, так увезли, — проговорил Шорохов, совсем не вдумываясь в то, что ему сообщил Закордонный, и озабоченный тем, как бы полней удержать в голове все то, что ранее слышал. Закордонный отсел от него. Дальнейшие события этой поездки Шорохов впоследствии вспоминал с самым тягостным чуством. * * * Славянская. Утро следующего дня. На лагерном поле перед казармами шеренгами выстроены казаки. Их около четырех тысяч. Перед одной из шеренг дюжина офицеров. Там же атаман Букретов. Обращаясь к Шорохову, Закордонный кивает головой в противоположную сторону: — Со Вторым Полтавским полком — порядок. На фронт пойдут. Бунтует только Таманский. — А зачем и полтавцев выстроили? — спрашивает Шорохов. — В назидание. — Полтавцам или таманцам? Закардонный не отвечает. — Казаки! — натужно кричит Букретов. — Роль ваша для России от века была велика. Есть ли более святое дело, чем защита родины от внешнего и внутреннего врага? Есть ли выше призвание? Есть ли выше любовь, чем любовь к Отечеству? Теперь, когда красный дракон пытается отнять у нас с вами землю, волю, христову церковь, обездолить женщин, стариков, детей, неужели мы поддадимся? Ура, братцы! Мы, потомки славных сечевиков, во имя нашей с вами прародины Запорожской Сечи не пожалеем живота своего. Ура! Сначала, вместо ответа, долгая тишина. Потом отдельные голоса: — На фронт не пойдем! Долой! Долой войну! Погоны долой! Надоело! — Казаки? — снова кричит Букретов. — Подумайте о домах своих, о щедрых нивах, о детях своих. Подумайте о вечном своем спасении на небеси, о самой высокой казачьей заповеди: сам пропадай, но товарища выручай. Сам умри, но пусть вечно цветет казачья родина… Шеренги таманцев начинают ломаться. Вдоль них бегают какие-то люди. "Долой! Долой!" — раздается все громче. Букретов поворачивается, быстрыми шагами удаляется от лагерного поля. Свита тянется за ним. — Куда мы? — спрашивает Шорохов, идя вместе со всеми. — Обедать, — отвечает Закордонный. — Потом будем ужинать. Эту братию надо измором брать. Пусть на поле постоят. Пойдемте. Приглашаю… * * * Как и в Ивановской, зал атаманского правления заполняет с полсотни военных и гражданских персон. Букретов мрачен. По-началу царит молчание. Пьют и едят. Потом со своего места поднимается усатый казак лет сорока — станичный атаман. — Мы счастливы, — говорит он, — что вместе с нами за этим столом атаман Кубанского войска, и мы можем его приветствовать. Большая честь для казаков Таманского отдела. Мы хотим, чтобы вы, ваше превосходительство, это знали, всегда про нас помнили. Для нас в этом… |