Онлайн книга «Шанс»
— Что, хочешь попробовать? — Нет, спасибо. Я не вижу в этом смысла. — Ты всегда делаешь только то, в чем видишь смысл? — Почти всегда. — Хм… Тебе не холодно? Кстати, ты когда-нибудь испытываешь какие-нибудь физические неудобства? Холод, жару, боль? Прелестное лицо снова повернулось ко мне с выражением внимания, заменяющего ей недоумение. — Боль? — Да, нечто такое, отчего хочется отдернуть руку, когда обожжешься, например. Арника склонила голову к плечу, с вдумчивой серьезностью рассматривая меня, потом вдруг забрала из моих пальцев сигарету и спокойно прижала ее тлеющий конец к тыльной стороне своей ладони. Я чуть не вскрикнул от неожиданности. Терпко запахло сухой горящей травой, и я, очнувшись, вырвал окурок из ее рук. — Ты с ума сошла! Зачем ты это сделала?! Она осмотрела свою руку и сказала: — Я не испытываю боль, когда обожгусь. — Ненормальная. Дай посмотрю. — Я взял ее прохладную ладонь. — Неужели не больно? — Нет. — Значит, на твоей коже нет нервных окончаний? Но это невозможно, тогда ты не могла бы передвигаться и не чувствовала моих прикосновений. А ты чувствуешь их? — Да. — Загадочное ты существо. Я поднес ладонь Арники к губам и коснулся ее поцелуем. — А теперь что ты чувствуешь? Приятно? Боже! Какие у нее глаза! То, что скрывается в их влажно мерцающей глубине, невозможно описать никакими словами. И никто не знает таких слов, в человеческом языке их не существует. — Зар, я… я не испытываю тех чувств, которые на моем месте должно было испытать существо одного с тобой вида… Арника улыбнулась. Я вел точный счет всех ее улыбок. Это была четвертая за все время нашего знакомства. — Я достаточно долго живу среди людей и знаю все эти знаки внимания. Я достаточно адаптирована для вашей жизни, чтобы не выпускать «шипы», когда ко мне прикасаются с дружескими чувствами. И мне кажется, что ты хорошо ко мне относишься. — Более чем хорошо. Арника подобрала камешек, попавшийся ей по дороге, и принялась рассматривать его, а я снова повторил свою неудачную попытку вовлечь ее в разговор о любви и дружбе. — Ты когда-нибудь читала любовные романы? — Да. — И тебе никогда не хотелось оказаться на месте их героев? Почувствовать те переживания, что испытывает человек. Арника заговорила, сбившись со своего спокойно-уверенного тона, и я мысленно поздравил себя с первым удачным ходом. — Понимаешь, Зар, мы с тобой по-разному воспринимаем мир. Ты чувствами, а я — логикой. Ты даже думаешь чувствами. — Нет, почему же… — Когда мы говорили с тобой вчера, ты не знал, что мне возразить, потому что тебя захлестывали эмоции: гнев, негодование, обида. Они тормозили твою мысль, а я была свободна от переживаний. — Ты хочешь сказать, что чувства не нужны? — В основном они только затмевают рассудок и мешают четкой работе мысли. — Но ты никогда не испытывала их, как же ты можешь утверждать?! — Я наблюдаю и анализирую. — Нет, Арника, в этом ты не права. Я согласен, что гнев может толкнуть куда угодно, но существует еще сострадание, жалость, нежность… — А какой в них смысл? — Да при чем здесь смысл! Если бы у меня не было чувств, я превратился бы в машину — в компьютер, которому ежечасно скармливают порцию информации, а он выдает логичный ответ. Представь, целая колония компьютеров, которым плевать друг на друга! Ни от кого не дождешься ни помощи, ни поддержки… Мы — социальные существа, и наш разум приспособлен для жизни в коллективе. Ты просто не знаешь, чего лишена, и как бы я ни старался, все равно не смогу объяснить. На протяжении всего моего монолога Арника смотрела, не отводя взгляда переменчиво-зеленоватых глаз, и слушала меня с редким вниманием. — Ты прав, мы слишком разные. Но мне не понравился ее ответ, я не хотел, чтобы она силь нее укреплялась в своей уверенности о нашей диаметральной противоположности. — Нет. Я хотел сказать, что мы с тобой все равно сможем понять друг друга, какими бы разными ни были. Я очень хочу, чтобы ты поняла меня. Я взял ее за плечи и посмотрел прямо в глаза: — Хочу, чтобы ты подружилась со мной. — Я могу испытывать некоторую привязанность к определенным людям. — И ко мне? — И к тебе. Она никогда не лгала. Не умела говорить неправду. Не видела в этом смысла. И если не понимала моего вопроса или не могла на него ответить, признавалась в этом так же честно. Она никогда не показывала, что ей неприятно мое осторожное ухаживание — спокойно принимая знаки моего внимания, она оставалась равнодушна к ним. Арника ни разу не повысила голоса, ни разу не обиделась на меня, хотя поводы для этого были. Иногда мое терпение отказывало, и я говорил дерзости, даже грубости, в надежде увидеть в ее взгляде боль или хотя бы растерянность, но зеленоватые глаза оставались спокойными, а лицо невозмутимым. Я не мог назвать ее прекрасной даже в самых тайных мыслях. Прекрасное — это изнутри, какое-то душевное озарение, сердечное сияние, а моя Арника была красива, но бездушна. Временами меня убивала ее холодность. Казалось, вот-вот ясный взгляд засияет нежным теплом, в улыбке появятся подлинные чувства, но нет. Напрасно я надеялся на чудо. Отточенные грани холодного ума кололи больнее булавок. Мой внимательный брат заметил наконец, что со мной творится что-то неладное. — Зар, мне не нравится, что происходит с тобой в последнее время. Ты сам не свой. В чем дело? — В Арнике. — О нет! Неужели до сих пор?! Только не говори, что ты всерьез увлекся цветоводством. — Лис! Иногда этот мальчишка всерьез оправдывает свое прозвище маленького хищника. — Ладно, не сердись. Я знал одного типа, страстного любителя орхидей. Он буквально с ума по ним сходил, а ведь они не умеют ни говорить, ни улыбаться, и у них нет таких потрясающих ног, как у твоей Арники. — Знаешь, меня, кажется, и привлекает именно эта ее неприступность. — Вот что я с кажу тебе, братец: тебя избаловали. Ты всегда получал все и сразу, но стоило первый раз в жизни нарваться на недоступность, как ты тут же растаял. Это глупо! — Постой, Лис, она что, не нравится тебе? — Да, не нравится. Я ей не доверяю. И я всегда опасаюсь того, чего не понимаю. Ты тоже не будешь есть первый попавшийся незнакомый плод только потому, что он красивый, ведь он может оказаться ядовитым. |