Онлайн книга «Штрафбат»
|
Пускай она поплачет… Ей ничего не значит! За окном синела ночь, неярко светились редкие огоньки, слышались стук движка, громкие голоса санитаров. Савелий замолчал, и они долго лежали молча и неподвижно, прижавшись друг к другу под тонким фланелевым одеялом. Потом Света сказала: — Это написано про очень одинокого человека… которого забыла любимая… — Пожалуй, что так… — вздохнул Савелий. — Я тебя никогда не забуду… Не веришь? — Теперь верю… — Это ты сочинил? — спросила Света. — Это Лермонтов сочинил. Слышала про такого? — Конечно. В школе проходили. Только я этого стиха не читала, — виновато призналась Света. Савелий повернулся, привстал на локтях, сверху посмотрел на Свету, поцеловал ее. — И правильно делала. Нечего тоску нагонять… — Он улыбнулся и начал читать, и Света тут же подхватила радостно, и они декламировали стихотворение уже вместе: Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спаленная пожаром, Французу отдана? Ведь были схватки боевые, Да, говорят, еще какие! Недаром помнит вся Россия Про день Бородина… — Этот стих нас наизусть заставляли учить, — засмеялась Света, обнимая и целуя Савелия. За окном в ночной темени засветили лучи прожекторов, послышался рев машин, голоса. — Ой, кажется, опять раненых привезли, — встрепенулась Света. — Лежи. Тебе отгул дали, — сказал Савелий, почти силой удерживая ее. — Нет, нет, Савушка, надо идти… надо… — Она рывком поднялась с кровати, стала торопливо одеваться… Утром в регистратуре Савелию выдали документ, в котором было написано и заверено печатью, что с такого-то и по такое-то число он находился в госпитале на излечении. — Будь здоров, Цукерман, не попадай к нам больше, — сказал худенький, жилистый старшина, дымя папироской. — Постараюсь, — ответил Савелий. — Ты из штрафников, что ли? — посмотрев в регистрационную книгу, спросил старшина. — Из них… — А-а-а… угораздило тебя. Сильно вас там мордуют? — Да никто не мордует, — хмыкнул Савелий, — воюем, как все. Только все нормально воюют, а мы еще и кровью искупаем… — Ладно, бывай. Савелий пошел к машине. Кузов грузовика был уже полон солдат и офицеров. Ровно работал мотор, водитель обходил машину и пинал по очереди колеса, проверяя, хорошо ли накачаны. В кузове весело галдели выздоровевшие раненые, раскуривали самокрутки, смеялись. А шагах в десяти от грузовика стояла Света. Опустив голову, она теребила полу наброшенного на плечи пальто, под которым был виден белый халат. Савелий подошел и долго смотрел на девушку, потом положил руки ей на плечи, спросил: — Ну, что ты молчишь, Света? — А чего говорить… уезжаешь ты… — отозвалась Света, не поднимая головы. — Не навсегда же. Я тебе сразу напишу. И буду писать все время, слышишь? — Слышу… — Ну, посмотри на меня… Посмотри, Светочка, пожалуйста… Она подняла голову, и он увидел полные слез глаза и жалкую улыбку, дрожавшую на губах. И вся она выглядела такой потерянной и несчастной, что Савелий не выдержал, обнял ее, прижал к себе. Водитель уже сел в кабину, посигналил несколько раз, глядя в сторону Савелия и Светы. — Сейчас, сейчас! — крикнул, обернувшись, Савелий. Они поцеловались, замерли и долго стояли неподвижно, пока водитель не начал опять сигналить. Из кузова грузовика весело кричали: — Перед смертью не надышишься, парень! — Оставайся — свадьбу сыграешь! — Он ее до смерти зацелует! Как вурдалак, впился! Савелий отступил от Светы, улыбнулся и быстро пошел к грузовику. Вцепился в борт, подпрыгнул, неловко закинул ногу. Ему со смехом помогали. Он упал внутрь кузова, вскочил, стал махать Свете рукой. Машина медленно тронулась. Света пошла за машиной, и чем быстрее набирал скорость грузовик, тем быстрее шла Света. Потом побежала. Она бежала изо всех сил, плакала и бежала, глядя на Савелия, стоявшего в кузове в окружении солдат и офицеров. Расстояние между ними неумолимо увеличивалось. Света споткнулась и упала, и осталась лежать на земле, громко и безутешно плача, закрыв голову руками, и спина ее мелко вздрагивала… На повороте Савелий выбрался из грузовика и пошел напрямик к полоске леса, что виднелась на горизонте. Наполовину опустевший грузовик тронулся дальше. Водитель и пассажиры в кузове кричали ему, махали руками на прощание: — Бывай, солдатушка! Больше пулям себя не подставляй! — Лови судьбу, но не в гробу! — А помирать нам рановато, есть у нас еще дома де-ла-а-а! Савелий тоже махал рукой, пока грузовик, дымя выхлопными черными газами и рыча, как раненый зверь, не скрылся за горизонтом. Он шел свободно и легко, улыбался. В такой холодный осенний день дышалось особенно привольно. Внизу, далеко впереди, блеснула стальная гладь излучины реки. Он прошел перелесок, сапоги шуршали по красным и желтым листьям, усыпавшим протоптанную дорожку. Савелий загребал их ногами, расшвыривал в разные стороны. Остановился на косогоре и долго смотрел на реку, потом зашагал вдоль берега. Так он дошел до постов особистов. Младший лейтенант проверил документ, который предъявил ему Савелий. Пропустил. Савелий двинулся дальше, а младший лейтенант и двое автоматчиков-особистов как-то странно смотрели ему вслед. — Дурак, — сказал младший лейтенант, прикуривая «Беломорканал». — К самому наступлению приперся. Теперь уж наверняка укокают… А Савелий уже шел по ходам сообщения к комбатскому блиндажу. И солдаты, знавшие его раньше, с недоумением окликали его: — Цукерман объявился! Откель тебя черти принесли! — В госпитале лежал! — бодро отвечал Савелий. — Где комбат, не знаете? — В командирском блиндаже, где ж ему быть? — Сидит и думает, куды это Савка Цукерман сгинул? Как нам жить без него? Пропадем без Савелия! Шутки штрафников еще летели ему вслед, когда Савелий дернул на себя дверь блиндажа и вошел, прищурился — вокруг стола сидели несколько штрафников и комбат Твердохлебов среди них. — Прибыл на службу после лечения в госпитале! — отрапортовал Савелий, подойдя к столу. — Савелий, мать честная! — В углу приподнялся на локте Леха Стира. — Явился — не запылился! А мы тебя во враги народа уже записали! — Он коротко рассмеялся. Савелий вынул из внутреннего кармана телогрейки справку из госпиталя, положил перед комбатом, разгладил ладонью. |