Онлайн книга «Тысяча осеней Якоба де Зута»
|
— Настоятелю Эномото — но — ками, — женский хор, — нашему духовному поводырю… Орито представляет себе, как она плюет на уважаемого коллегу ее покойного отца. — …чья мудрость ведет за собой храм на горе Ширануи… Настоятельница Изу и экономка Сацуки замечают застывшие губы Орито. — …мы, дочери Изаназо, воздаем благодарность сытого ребенка. Ее протест пассивный, тщетный, но у Орито нет возможности выразить его более явно. — Настоятелю Генму — но — ками, чья мудрость оберегает Дом сестер… Орито смотрит на экономку Сацуки, и та стыдливо отворачивается. — …мы, дочери Изаназо, выражаем благодарность за справедливое управление нами. Орито переводит свой взгляд на настоятельницу Изу, которая добродушно принимает ее неповиновение. — Богине Ширануи, Фонтану Жизни и Матери Даров… Орито смотрит поверх голов монахинь, на развешанные свитки. — …мы, сестры Ширануи, предлагаем плоды наших чрев… На свитках рисунки времен года и цитаты синтоистских текстов. — …чтобы плодородие снизошло на Киогу и чтобы голод и засуха покинули эти места… На центральном свитке — список сестер, расставленных по рангу в соответствии с количеством родов. «Совсем как, — с отвращением думает Орито, — в команде борцов сумо». — …и пусть колесо жизни крутится сквозь вечность… Деревянная табличка с надписью «ОРИТО» лежит крайней справа. — …пока не выгорит последняя звезда и не сломается колесо времени. Настоятельница Изу вновь бьет в гонг, завершая сутру. Экономка Сацуки закрывает двери Молитвенного зала, пока Асагао и Садае разносят рис и суп мисо из примыкающей кухни. Когда настоятельница Изу бьет в гонг, сестры приступают к завтраку. Разговоры и перегляды запрещены, но подругам разрешается наливать друг дружке воду для питья. Четырнадцать ртов — Яиои сегодня отсутствует — жуют, чавкают, проглатывают. «Какие деликатесы ест сейчас мачеха?» — ненависть бушует в душе Орито. Каждая сестра оставляет несколько зерен риса для духов ее предков. Орито тоже так делает, полагая, что в этом месте ей нужны любые союзники. Настоятельница Изу бьет в цилиндрический гонг: завтрак закончен. Пока Садае и Асагао собирают посуду, красноглазая Хашихиме спрашивает настоятельницу Изу о больном аколите Джирицу. — Его лечат в келье, — отвечает настоятельница. — У него трясучая лихорадка. Несколько сестер прикрывают рты и тревожно шепчутся. «Зачем жалеть, — очень хочется спросить Орито, — одного из ваших тюремщиков?» — Грузчик из Курозане умер от этой болезни: бедный Джирицу, может, вдохнул в себя его дыхание. Учитель Сузаку попросил нас молиться о выздоровлении аколита. Большинство сестер энергично кивают и обещают молиться. Настоятельница Изу переходит к дневным поручениям. — Сестры Хацуне и Хашихиме продолжат ткать, как и вчера. Сестра Кирицубо подметает коридоры. Сестра Умегае скручивает лен на складе в бечевки с сестрами Минори и Югири. В Час Лошади они идут в Большой Храм натирать полы. Сестра Югири может быть освобождена от этого, если пожелает, из‑за своего Дара. «Какие отвратительные, лживые слова, — думает Орито, — в которые облекаются уродливые мысли». Каждая голова в комнате оборачивается на Орито. Она снова озвучила свои мысли. — Сестры Хотару и Савараби, — продолжает настоятельница, — вытирают пыль в Молитвенном зале, затем чистят общие уборные. Сестры Асагао и Садае, конечно, будут на кухне, а сестра Кагеро и наша самая новая сестра… — более жесткий взгляд на Орито, говорящий: «Посмотрим, сможет ли наша утонченная дама работать так же, как ее слуги», — …идут в прачечную. Если сестра Яиои будет чувствовать себя лучше, она может присоединиться к ним. В прачечной, длинной комнате рядом с кухней — два очага для нагрева воды, две огромные ванны для стирки и ряд бамбуковых шестов, на которых сушится белье. Орито и Кагеро носят ведра с водой из бассейна посередине двора. Чтобы наполнить каждую ванну, нужно сходить 40–50 раз за водой, и потому они не разговаривают друг с другом. Поначалу дочь самурая уставала от работы, но сейчас ее ноги и руки окрепли, и волдыри на ладонях сменила толстая кожа. Яиои следит за огнем в очагах. — Скоро, — начинает дразниться Жирная Крыса, балансируя на борту тележки с отходами, — твой живот станет таким же, как у нее. — Я не позволю этим псам дотронуться до меня, — бормочет Орито. — Меня здесь уже не будет. — Твое тело — больше не твое, — ухмыляется Жирная Крыса, — а Богини. Орито поскальзывается на кухонной ступеньке и разливает ведро. — Уж и не знаю, как бы мы, — холодно говорит Кагеро, — справлялись без тебя. — Пол все равно надо помыть, — Яиои помогает Орито протереть тряпками пол. Когда вода в котлах становится теплой, Яиои выливает ее на одеяла и ночные рубашки. Деревянными щипцами Орито переносит их, отяжелевшие, капающие водой, в прачечные тиски — наклоненный стол с прижимной крышкой, которую закрывает Кагеро, чтобы отжать воду из белья. Потом Кагеро развешивает мокрое белье на бамбуковых шестах. Через кухонную дверь Садае делится с Яиои сном прошлой ночи. «Послышался стук в ворота. Я вышла из моей комнаты — происходило все летом — но не чувствовалось, лето это, или ночь, или день… Наш Дом опустел. Стук продолжался, и я тогда спросила: «Кто там?» И мужской голос ответил: «Это я, это Иваи». — Сестра Садае получила первый Дар, — Яиои объясняет Орито, — в прошлом году. — Родила в пятый день пятого месяца, — добавляет Садае, — в день Мальчиков. Дата вызывает у женщин воспоминания о развевающихся флагах в форме карпа и праздничных невинных играх. — И настоятель Генму, — продолжает Садае, — назвал его Иваи, в честь празднования. — Семья пивоваров в Такамацу, — говорит Яиои, — по фамилии Такаиши, усыновила его. Орито скрыта облаком пара. — Понимаю… — Саткнитесь, — прерывает их Асагао, — ласкасы фай о сфоем сне, сестла… — Ну, — продолжает Садае, отскребывая корочку сгоревшого риса, — я удивилась, что Иваи вырос так быстро, и заволновалась, что его накажут, раз он нарушил правило не возвращаться на гору Ширануи. Но… — она смотрит в сторону Молитвенного зала и понижает голос, — …я отодвинула засов внутренних ворот… — Сасоф, — спрашивает Асагао, — гофолишь, был с тфоей столоны фолот? — Да, именно. Тогда я не обратила внимания. Значит, ворота открываются… |