
Онлайн книга «Северный ветер. Вангол-2»
— Понимаю, — вздохнул Волохов. — Согласно уставу… — Если бы на войне все шло согласно уставу, лейтенант… Выводить людей надо. Выводить, иначе без толку ляжем… — Дак тогда трибунал… — Лейтенант кивнул в сторону раненого. — Перед судом, если придется, ответишь, лейтенант, то не страшно. На тебе сейчас ответственность за жизни солдат, а ты об чем думаешь? Выведешь батальон, мы еще немцу дадим прикурить. — Не знаю, правда, не знаю, что делать, подумать надо… — Лейтенант прямо и открыто посмотрел в глаза Волохову. — Думать некогда, командир, немцы утром ударят, там танки подтянулись, слышно было. Уходить надо немедля, нет у нас чем их остановить, нет гранат, нет патронов, нет ничего, кроме злости. Сдохнуть, конечно, можно, только тогда кто их бить будет? Отойдем, пока нас плотно не окружили, выйдем к своим, вооружимся и будем драться. Я, старый солдат, другого пути не вижу. — А с этим как? — шепотом спросил лейтенант. — Этого выносить, как и всех раненых. — Дак он же знает, что приказа нет. — Ольга? — Я здесь. — У тебя морфий еще есть? — Осталось совсем немного. — Уколи старлея, сейчас выносить будем, пусть спит, легче ему будет. Медсестра вопросительно посмотрела на лейтенанта. Тот молча кивнул и вышел из блиндажа. Волохов встал было за ним, но лейтенант остановил его: — Ждите здесь. — Передайте всем командирам подразделений — немедленно прибыть ко мне, — услышал Волохов команду ротного. Минут через десять в блиндаж набилось с десяток хмурых и заспанных мужиков в шинелях и ватниках. Командирами их назвать было трудно, и не потому, что знаков различий в петлицах было не разобрать. Растерянные и испуганные лица были у этих людей. Они скрывали страх, но он был в их глазах, потухших в ожидании очередного приказа. Никто не сомневался в том, что снова услышит слова о воинском долге, о верности партии и товарищу Сталину, о необходимости остановить и опрокинуть врага… все это уже было на протяжении нескольких дней и ночей. После высадки из эшелона, перед маршем, под проливным дождем они слушали полкового комиссара. Потом после первой бомбежки, похоронив убитых, стоя перед могилой, слушали замполита батальона. Они готовы были драться и дрались. Они выстояли на этом рубеже, выстояли, приняв на себя первые атаки немцев, остановили их и трижды ходили в атаку. Трижды за два последних дня. Они прятали глаза и молча ждали приказа. И они его услышали. — Все? — Вроде все. — А где Иваненко? — Тяжело ранен, я за него, сержант Рашидов. — Ясно, значит, все. Лейтенант встал, почти упираясь головой в блиндажный накат, оправил на себе гимнастерку. — Товарищи, мы двое суток без связи с командованием, разведка напоролась на немцев в тылу, имеется вероятность окружения. Поэтому приказываю: немедленно приготовиться к передислокации на новые позиции к железной дороге. Готовность ноль часов сорок минут. Отходить будем скрытно, с правого фланга вдоль болота к лесу. Соблюдать полную тишину. Всех раненых выносить за головной группой. Сержант Епифанов, поведешь первую роту с разведкой. Затем раненые, вторая и третья роты. Замыкающий первый взвод третьей роты — командиром назначаю рядового Волохова. Рашидов, выдели четверых бойцов покрепче, старлея понесут, головой за него отвечаешь. Я впереди, с разведкой. Выполняйте приказ. Разойтись. — Есть! — нестройно, но с некоторым оживлением в голосе ответили командиры. — Волохов, останьтесь, — скомандовал комбат, когда Волохов уже выходил. — Вы, я слышал, из Сибири? — Из Забайкалья, а что? — Да так, отец у меня в тех краях сгинул… Волохов взглянул на лейтенанта. — Погиб? — Не знаю. Четыре года вестей нет… как забрали. Волохов нахмурился. «Сын врага народа — командир Красной армии?» — мелькнуло в голове. Лейтенант, как будто услышав его мысли, продолжил: — Он ушел от нас с мамой за полгода до ареста. Сказал — так надо. — Афанасьев? — Нет, это я по матери… — Лейтенант смутился, краска залила его лицо. — Федоров Андрей Иванович, не встречали… там? — Лейтенант с нескрываемой надеждой посмотрел в глаза Волохову. Волохов даже не пытался вспоминать кого-то, это было невозможно, лично этого человека он не знал, а остальные были общей безликой массой, без фамилий и имен. — Нет, лейтенант, твоего отца я не встречал. Сибирь-то, она большая, и лагерей в ней немерено, и Федоровых в этих лагерях… На каждой перекличке два-три раза… отзываются. Но мне с твоим отцом встретиться не пришлось. Видно, правильный мужик он. — Как это, правильный? — Семью смог спасти, думаю, понимал все и вовремя принял решение. А на это ум нужен и мужество. Так что хороший человек у тебя отец. Жив, поди, мается по лагерям, там сотни тысяч… может, война чё поправит, ждать надо. — Думаете, жив? — Понимаешь, лейтенант, там не сладко, конечно, мрет народ, кто от чего, убивают, бывает, но это как на воле, а в целом живут люди и там, это ж не здесь — сплошная мясорубка… — Это война… — начал было лейтенант, но тут же осекся под взглядом Волохова. — Война, лейтенант, война, будь она неладна… — Все, время, — посмотрев на часы, закончил разговор лейтенант. У блиндажа уже толпились бойцы, пришедшие за раненым особистом. — Рашидов, забирайте его. — Есть, товарищ командир! Рашидов кивнул здоровенному рядовому: — Давай, Ерохин, осторожненько выноси его… Рядовой Ерохин, крепкий мужик лет тридцати, протиснувшись в блиндаж, как ребенка, взял раненого на руки и вынес в траншею на носилки. Медсестра вышла следом. — Смотри, Ерохин, береги раненого, головой отвечаешь! — Донесем, товарищ лейтенант, не сумлювайтесь! Волохов пошел к своему новому взводу. К взводу солдат, которые за несколько дней боев потеряли командиров и не только командиров. Иван понял это сразу, как только увидел лица солдат. Серые от страха или от злости, так ему увиделось, а может, ему только показалось в блеклом свете немецких осветительных ракет, которые раз за разом опускались на нейтралке. — Так, мужики, моя фамилия Волохов, назначен командиром вашего взвода. Знакомиться будем утром, а сейчас разбирайте — каждому по две обоймы. — Волохов присел в траншее и, взяв на колени, раскрыл вещмешок. — Это ротный из НЗ для нас выделил. Будем прикрывать отход, если немец попрет. Подходи по одному. Он сидел и выкладывал в протянутые руки подходивших бойцов патроны. Как пайку в бараке лагеря. Там он в глаза зэка не глядел, это не принято было, а здесь Волохов старался заглянуть в глаза каждого, как в душу. Каждому успел что-то сказать, приободрить, пошутить. Улыбнуться отечески. Почти всем он в отцы и годился. |