Онлайн книга «Харбин»
|
«А цветочки-то не вывезли! – удивился Михаил Капитонович. – Что бы это значило?» По широкой, покрытой синей ковровой дорожкой центральной лестнице он поднялся на второй этаж, туда, где находились номера для особых клиентов. Прошёл налево в конец коридора и толкнул последнюю дверь по правой стороне. Это был номер, глухая стена которого выходила на строившуюся дорогу, отделявшую Фуцзядянь от берега Сунгари. В стене был английский камин с дымоходом и зеркалом. На мраморной каминной полке, как и раньше, стояли большие фарфоровые часы со скачущими на злых конях двумя охотниками на лис. Передняя лошадь передними копытами уже наступала на изогнувшуюся оскалившуюся лису, а охотник… «Господи! – готов был простонать Сорокин в голос. – Моя маленькая леди Энн! Сколько раз ты звала меня!.. Сколько раз рассказывала про эту охоту…» Машинально он потянулся к заднему карману брюк. Карман был пуст, и тут он вспомнил, что час назад на лестнице миссии столкнулся с японцем, с которым когда-то ехал в купе дайренского экспресса: «Фляжечка! Тогда же я и забыл её, свою фляжечку, подарок маленькой леди Энн!» Он оглядел зашторенный тёмный номер и как будто бы проснулся: «Зачем я здесь?!» Он заставил себя больше ни о чём не думать, вышел на улицу, на соседней Пятнадцатой, взял такси и с максимальной скоростью, подгоняя шофёра, добрался до Гиринской. Вылез, немного не доезжая на Новоторговой, около Чуринского магазина, и пошёл сначала по Большому проспекту, потом свернул налево на Ажихейскую, с Ажихейской направо на поперечную Почтовую, с неё в сторону Большого проспекта на Гиринскую и в конце этого почти полного круга вышел снова на проспект. Он знал, что Мироныч где-то здесь и он должен его увидеть, а если не увидит, значит, будет ждать его на «кукушке», а Мироныч уже девять минут дышал в затылок Сорокину, от самого угла Ажихейской и Почтовой. – Не вспотеешь, Капитоныч? – услышал у себя за спиной Сорокин и оглянулся. – Чёрт старый, хорошо брюки на подтяжках, а то бы… Сморщенный Мироныч стоял перед ним, похожий на ветерана обороны Севастополя, и то ли улыбался, то ли щурился, и на его мятом пиджаке не отсвечивал Георгий, хотя он его имел. – Огляделся? – спросил Сорокин. – А как же! Некуда им тут деться, хучь братьям славянам, хучь братьям китайцам, кроме ежели как по квартирам попрячутся, да как только им это удастся? – Пойдем ещё раз на особняк глянем? – Не, Капитоныч, не будем светиться раньше времени. – Мироныч докурил папиросу и издалека, не по возрасту молодцевато щёлкнул её в урну. – А чё делать будешь, коли обнаружим их, сразу япошам сдашь или походим за ними? – Кого? А, ты про этих… Ещё не решил… – Правильно, Капитоныч, правильную мысль держишь! Может, и не надо с ними ссориться, када придут? – А тебе чего бояться, ты же в Гражданскую был уже здесь, как с германской вернулся? – А сейчас я кому служу, апостолу Петру, что ли? – Да, Мироныч, твоя правда! – ответил Сорокин и подумал: «Сильная мысль – служить апостолу Петру, носить его ключ от рая!» – Ты вот что, Михал Капитоныч! Послушай одну мою байку! – сказал старый филёр, взял Сорокина за рукав и отвёл его на несколько шагов в сторону, в тень доходного дома. Сорокин внимательно посмотрел на него. – Не вспомню, в каком годе это было, но где-то лет семь-восемь тому. Память-то у нас с тобой, особливо на лица… – Профессиональная… – договорил Сорокин, зная любовь Мироныча к разным непростым словам. – Во! Правильно подметил! Так вот, летом это было, в самую жару в июле, как щас помню. С япошем из миссии, офицером ихним, молодым совсем, но толковым, не знаю, как его зовут, но он просил называть его по-русски – Константином, Костей. Так вот, учебные занятия с одним нашим мы вели, по контрнаблюдению, значит, обучали. Бестолковый попался ученик, злой, всё с нами заигрывал и уходил грубо, хотя ему и вовсе не надо было уходить, а только узнать, идёт за ним ещё одна наружка или нет… Сорокин слушал внимательно, он знал, что старик зря говорить не будет. – Закончили мы занятия, отпустили, значит, ученичка, я нашёл японца на набережной, Костю, на Сунгари, а когда доложил, он вдруг сказал мне, мол, вон за тем человеком походи до вечера, а утром доложишь. – И что? – Да нет, ничего, ничего особенного: молодого человека, который там же прогуливался, мы до телефонной станции, городской, довели, там он с какой-то девицей встретился, проводил её до Свято-Николаевского и подался домой, на Разъезжую. Я наблюдение и снял… – И что? – спросил Сорокин. – А то, что доложить поутру, стало быть, было некому, потом я уже окольными путями узнал, что японца того отправили куда-то далеко, в командировку, что ли! – И что? – Сорокин понимал, что развязка уже близко. – Тут он, этот японец, сейчас – в особняке на Гиринской! Вот что! – А как он выглядит? Мироныч профессионально описал японца. «Так это же тот, с которым я сегодня утром встретился на лестнице миссии, тот, с которым ехал в купе и из-за которого потерял свою фляжку! Из-за которого потом были неприятности с Номурой! Глазастый такой! Как я его тогда не заметил, что он на вокзале за спиной оказался!» – А когда? – Он вошёл в сад особняка… – Мироныч за цепочку вытащил часы, посмотрел и назвал точное время. Сорокин прикинул, всё сходилось: встреча с японцем на лестнице, его собственный рывок на Шестнадцатую… – И больше не выходил? – Может, и выходил, мне одному было не уследить! «Ну раз японцы там, значит, мы тем более можем не торопиться и оглядеться!» – подумал Михаил Капитонович, и вдруг его память как будто бы зацепилась за слова старого филёра. – А на Разъезжей – тот, русский!.. На Разъезжей – где? Мироныч назвал адрес. «Вот так так! Японец послал наружку за младшим Адельбергом! Спрашивается, зачем?» – А после тебе не приходилось ходить за этим?.. – Молодым русским? – Да! – За ним – нет, а вот за его девицей… – С телефонной станции?.. – Да, пару раз ходили. Только одно время мы за всеми ними ходили, это когда советское консульство снова образовалось… – В сорок первом? – Да! – И что выходили? – Да ничего! Я так даже и не понял!.. * * * Коити уже полтора часа сидел за спиной у Юшкова. Это было скучно. Юшков дал ему читать копии передач «Отчизны» за несколько последних суток. Он было взялся, но не мог вникнуть, и бумаги так и лежали у него на коленях. А ещё его разморило, и он смотрел на машинописный текст через тяжелеющие веки. Юшков сидел спиной и то дёргался и перебирал документы на столе, то успокаивался и сидел почти неподвижно по нескольку десятков минут, как будто бы замирал, и превращался в изогнутую сухую мумию. Иногда Кэндзи засыпал и не видел, что Юшков это заметил. |