Онлайн книга «Харбин»
|
Он вспомнил слова папы, который сказал, что в городе неспокойно. – Мы, конечно, войдём в консульство, завтра или послезавтра, и арестуем кого-нибудь, но разве это борьба с красными? Это всё уже было! – с паузами сказал Михаил Капитонович, видимо, это он закурил. – Вы в чём-то сомневаетесь? – спросил собеседник. – Сомневаюсь? – Голос Михаила Капитоновича повысился и сразу упал. – Чушь всё это собачья! Если вы в одном городе арестуете даже с десяток красной агентуры… – Мне странно слышать это от нечаевского офицера… – Поэтому и не странно, что я – офицер, и нечаевский, и каппелевский, и колчаковский. Говорившие на секунду умолкли, и Сашик вспомнил, как часто в Харбине произносилась фамилия Нечаев, в городе о нём много говорили, и даже папа несколько раз упоминал его. – И что? Прикажете сидеть сложа руки? – спросил тот, которого Михаил Капитонович называл господином Родзаевским и Константином Владимировичем. – Константин Владимирович! Я ничего не приказываю, я сам слушаю приказы и выполняю их, но мне хотя бы за это деньги платят! А вы – судя по тому, что вы говорите, – бессребреник, идеалист и большой специалист по части коминтерновской агентуры, хотя, как мне представляется, настоящего пороху вы не нюхали! Сашик подумал, что сейчас господин Родзаевский должен будет разозлиться и сказать что-нибудь злым и громким голосом, но произошло обратное. – Я вам завидую, – тихо произнес Родзаевский, – вам пришлось повоевать и, наверное, пролить кровь – свою! А мне нет! Здесь правота на вашей стороне. – Он помолчал и дальше говорил, как будто бы на что-то жалуясь; голос у Родзаевского был мягкий, рокочущий, вдумчивый и располагающий к себе. – Когда я убежал оттуда и добрался сюда, сразу узнал о наборе в «русскую группу» воевать против китайских коммунистов. – Когда это было? – Что именно? – Когда вы покинули Советы? – В 1925-м! – Самый набор! – Да, я приходил к вербовщикам генерала Шильникова, но мне отказали! – Почему? – Сказали, что по возрасту, хотя мне уже было восемнадцать, и отсутствию военной профессии, но, думаю, что это не так, тогда уже говорили о наборе в военную школу и о юнкерской роте майора Штина, где-то на юге, по-моему в Цзинани… – Да, именно там и именно так; я даже принимал в этом участие… – Но я думаю, – продолжал Родзаевский, – что причиной этого было то, что я только что сбежал из Советов и во мне не могли быть уверены. Родзаевский замолчал, и Сашик услышал, как Михаил Капитонович снова зашуршал спичечным коробком. – Должен вам сказать, Константин Владимирович, – вам повезло! – Почему? – Мы – те, кто воевал в китайской армии против коминтерновской агентуры и китайских коммунистов, на самом деле против никаких коммунистов не воевали! – Как так? – А так, что мы воевали в армии одних китайцев против армии других китайцев. Вот и всё. Точнее будет сказать, что китайцы друг против друга воевали нашими руками. Это была не война, хотя она и сейчас продолжается, а «войнушка»: генерал Фэн дрался против генералов Чжана и Сюя, а потом они дрались между собой, а против них всех дрался генерал Чан! – Чан Кайши? – Он самый! И кто из них был красный?.. – Чан Кайши… – ответил Родзаевский. – Не тут-то было, уважаемый Константин Владимирович! Чан Кайши только в самом начале – ещё когда его шеф Сунь Ятсен установил контакты с Советами – был условно красным… – Но ведь дивизия Нечаева воевала против него, разве не так? – Так! И не так! Мы и сейчас в этом толком не разобрались, но суть в том, что они воевали между собою за власть! Просто за власть! Нас, то есть вашего тёзку, благословенного Константина Петровича Нечаева, попросил сформировать русскую боевую группу шаньдунский генерал, то есть наш с вами генерал, то есть маршал Чжан Цзолин… Так вот! Было время, когда Советы и китайские коммунисты поддерживали Чан Кайши… А в общем, всё это была каша из их китайской чумизы! – Михаил Капитонович снова чиркнул спичкой. – Поверьте, не хочется вспоминать! – Почему? – Потому, молодой человек, что это было страшно! – Страшнее, чем… – Страшнее, чем всё! Сашик услышал, как Михаил Капитонович выдохнул дым, и даже почувствовал его запах. Он слушал разговор этих двоих взрослых людей, ему не было за это стыдно, он к ним не подкрадывался и не прятался от них, обидно было то, что Гога спит и ничего не слышит. – А расскажите! – попросил Родзаевский. Михаил Капитонович долго молчал, потом Сашик услышал, как тот зашаркал об землю окурок. – Рассказать? До сих пор кровь в жилах стынет! – Я вам не верю! – В голосе Родзаевского послышались твёрдые нотки. – Не верите? Жалко, что вас там не было, сейчас бы мы поменялись местами! – А когда это было и где? – А вот хотя бы, – Михаил Капитонович на секунду задумался, – в понедельник, в 1927 году, 21 марта! – И что было в этот понедельник? – Что было? Плохо было! Нечаева с нами уже не было, его ранило в обе ноги, и одну уже ампутировали. – Я слышал, что Нечаев… – …храбрый офицер, ничего не скажешь! – …ходил в атаку с одним стеком! – Да, как любая пьянь! А мы, русские, – пьянь, беспробудная и непролазная, это то мнение, которое мы верно заслужили у китайцев, хотя, наверное, я к Нечаеву несправедлив! Но если бы он так не пил, ему, скорее всего, не ампутировали бы ногу. Кстати, не желаете ли? Сашик услышал характерный звук откручиваемой крышки и хлопок вытаскиваемой из горлышка пробки. – Что здесь? – Китайский бренди, «байланьди». – Какая прелестная фляжка и какой хорошей кожей обшита! – Английская работа, подарок одной английской журналистки. – Вы были знакомы… – Было время, когда я был знаком со многими… – Благодарю, но, пожалуй, откажусь, не обижайтесь, приказ может поступить в любую минуту. – Бросьте, какой приказ, китайцы ночью не воюют, поверьте моему опыту, если что-то и произойдёт, завтра или ещё когда, то это будет в середине дня. – Откуда вы знаете? – Я же говорю – опыт! Китайцы не воюют на голодный желудок. – А разве он у них не всегда голодный? – У лаобайсинов… – У крестьян? – Да! А вы неплохо разобрались с китайским языком; так вот у крестьян он всегда голодный, а своих полицейских они всё-таки кормят, немного, но после обеда китайский полицейский относительно сыт! |