Онлайн книга «Детство Понтия Пилата. Трудный вторник»
«Нашел на кого обращать внимание! Эти голуби – как ты: только о себе думают. Никого не чувствуют и ничего не слышат». А я подумал: Но ведь «три», ты сказал, священное число? «Да хоть трижды три – какая разница! Сказано: голуби не могут быть помощниками!» – сердито возразил Рыбак, словно читая мои мысли. Я пожал плечами и сделал вид, что обиделся. И тогда Рыбак сказал: «Ладно. Пока нет знака, объясню. Леманом вауды и лусоны называют своего племенного бога. Но аллоброги, которые живут на другом берегу озера, называют его не Леманом, а Аллоброксом. Неужели не понял?» Я поспешно кивнул: дескать, понял, понял. А Рыбак недоверчиво на меня покосился и продолжал: «Давным-давно Леман вышел из озера на этот берег, встретил здесь девушку, сделал ее своей женой, и от этой встречи произошли первые здешние люди. Но они стали называть себя не по отцу, а по матери. Это понятно?» Я покорно кивнул. А Рыбак: «Врешь, Заика. Не может тебе быть понятно. Потому что я не сказал тебе имени богини». Я решил подать голос и прозаикался в ответ: «Можно догадаться. Вауды назвали ее Ваудой. Лусоны, наверное, Лусоной. Не так?» Мой наставник нахмурил брови, затем щелкнул языком и, обдав меня ласковым зеленым взглядом, проворчал: «Не Лусоной, а Лусаной. А Вауда – правильно. Догадываться умеешь». Рыбак снова присел на корточки и принялся то вглядываться в воду, то как бы прикладывать ухо к самой его поверхности. «А что ты принес в подарок Леману?» Я не знал, что ответить. Ни о каком подарке Рыбак не предупреждал меня. Никаких украшений на мне не было. «Гельветы приносят Леману что-то старое, сломанное или ненужное. Есть у тебя такое? То, от чего ты хотел бы избавиться?» Я решил пошутить и сказал: «От з-заикания х-х-хочу избавиться». Я думал, Рыбак на меня рассердится. Но он одобрительно кивнул головой и велел мне: «Положи в рот камень. Отойди в сторону. Позаикайся, как следует. А потом вернись ко мне». Я выполнил предписания моего наставника. Потом подошел к гельвету. Он мне велел сесть на корточки и указал в глубь воды. Я увидел довольно глубокую яму, с четырех сторон охваченную бревенчатым срубом, а на дне этого странного колодца множество самых различных предметов: дырявые котлы, обломки керамической посуды, ржавые ножи и кинжалы, цепи, сломанные бронзовые фигурки, две охотничьи или воинские трубы; – в прозрачной и неподвижной воде шахты все предметы были прекрасно видны. «Бросай в воду свое заикание и начнем очищение!», – скомандовал Рыбак. Я вынул изо рта камень и бросил его в воду. Позволь, дорогой Луций, не описывать тебе саму процедуру очищения. Рыбак очень долго молился на своем непонятном языке. То и дело обливал меня водой: сначала зачерпывая воду ладонями, а потом достав из кустов старый дырявый котелок, из которого через дырки сочилась вода. Он облил меня раз десять или двенадцать – я сбился со счета. Мне было скучно и мокро – вот и все чувства, которые я испытывал во время его, с позволения сказать, священнодействий. И когда, в очередной раз протянув к озеру ладони и громко прогундосив молитву, Рыбак торжественно объявил мне на латыни: «Ты чист. Леман тебя очистил. Можешь говорить», – представь себе, я еще не открыв рта, заранее знал, что буду заикаться. И первая фраза, которую я произнес, была такова: «П-похоже, я так и ос-станусь з-заикой!» «Не может быть?! – вдруг в полном отчаянии воскликнул Рыбак, с ужасом посмотрев на меня. – Как же так?! Мы же тебя очистили?!» «Вы меня очистили. Но это не помогло моему заиканию, дорогой филид», – еще сильнее заикаясь, ответил я. Рыбак смотрел на меня как на лесное чудище или как на выходца с того света. А потом тихо, но уверенно произнес: «Значит, ты испорчен. И одного очищения недостаточно. Надо снять порчу. Неужели не ясно?» Я сказал, что мне ясно, и мы тронулись в обратный путь. (5) Мы шли молча. И уже перед самой деревней мой спутник вдруг сурово спросил: «Кто тебе разрешил называть меня «филидом»? «Так гельветы тебя называют» – ответил я. «Гельветам можно. Тебе нельзя. Запрещаю». «А как мне к тебе обращаться? – через некоторое время спросил я. – Гвидгеном можно?» Попутчик мой остановился и возмущенно воскликнул: «Еще чего! Какой я тебе гвидген?!» И продолжил путь. А потом снова остановился и сказал: «Я знаю, где и когда ловить рыбу. Я лучший рыбак на озере. Я – единственный настоящий рыбак. Зови меня Рыбаком. Разрешаю». Мы подошли к деревенскому причалу, и тут я попросил: «Рыбак, не называй меня больше «заикой». Я от этого сильнее заикаюсь… Меня зовут Луций». Гельвет внимательно на меня посмотрел, потом улыбнулся и осторожно погладил по голове. «Хорошо, – сказал он. – Я буду называть тебя Заика Луций. Пока не вылечу». И оттолкнув меня от себя, пошел к своему жилищу. «Представление Леману» на этом закончилось. (6) На следующий день, как ты догадываешься, дул «не тот ветер». Через день «не было знака». Через два дня что? – Правильно. Не было самого Рыбака. (Нет, правда, никого тебе это не напоминает?) Признаюсь: уже после представления Леману я перестал рассчитывать на то, что Рыбак меня вылечит от заикания. Но сам Рыбак, его манеры, его приемы, его галльские боги были для меня весьма любопытны. Досуга же у меня было хоть отбавляй: в школу я не ходил, друзей не имел, книги, которые мне удалось достать, я прочитал в первые два месяца жизни в Новиодуне… XIII. Третье представление произошло дней через десять после второго. Когда я утром пришел к Рыбаку, он сказал: «Сегодня пойдем снимать порчу к Гельвии. Но к ней надо идти под вечер. Приходи за два часа до заката». За три часа до заката я вышел из дома, чтобы загодя прийти на свидание. Но, пройдя две или три стадии в сторону деревни, услышал позади себя сердитый голос: «Куда идешь, Луций Заика?» Я обернулся и увидел перед собой Рыбака, который, судя по всему, поджидал меня на тропинке. «На встречу с тобой», – ответил я. «В другую сторону надо идти! – рявкнул Рыбак. – В это время суток Тутела ждет нас на западе. Неужели не ясно?» Не задавая вопросов, я пошел за гельветом. Мы пошли не на запад, а на юг. По берегу озера прошли под Новиодуном и, выйдя на дорогу, направились в сторону Генавы. |