Онлайн книга «Абу Нувас»
|
— Вставай, господин мой, настало время уезжать из Багдада, который из города мира скоро превратится в город сражения. Я уже взял твои деньги, которые оставлял у надежных людей. — Что же случилось? — нетерпеливо спросил Хасан. — Воины Тахира подошли к Кильвазе. Если ад-Дибби не отобьет его, Тахир захватит каналы и будет задерживать суда с продовольствием. Начнется голод и вспыхнут болезни. Послушай меня, господин мой, уедем отсюда пока не поздно! Хасан задумался: куда ему бежать? Будто проникнув в его мысли, Лулу предложил: — Поедем в Басру, там твои родичи и друзья. Мы снимем там дом, и ты будешь жить там спокойно, занимаясь учениками. — Нет, Лулу, — ответил Хасан. — Поезжайте сами, возьмите все деньги, оставьте мне только то, что я доверил Абу Исхаку. Этого мне хватит надолго — ведь я не собираюсь больше устраивать пирушек. Забери женщин и детей и сегодня же отправляйся, а я останусь здесь. — Как же можно, господин мой… — начал Лулу, но поэт остановил его: — Поступай так, как я велел, и оставь меня! Хасан выехал проводить своих домашних, а возвращаясь домой от Басрийских ворот, решил посмотреть издали на хорасанское войско. Замок предместья Кильвазы стоял на месте старого христианского монастыря, от которого еще сохранились толстые кирпичные стены и невысокая колокольня. По направлению к предместью тянулись сотни повозок с толстыми бревнами, тяжелыми железными рычагами, свернутыми канатами — разнообразные камнеметные машины манджаники и аррады. Другие повозки были нагружены большими камнями, сосудами для горючей смеси. Жители предместья тащили железные колья и лопаты, воины ад-Дибби подгоняли их — нужно вырыть ров от замка до моста и сделать ямы для установки камнеметных машин. Неподалеку уже была собрана аррада. Один из воинов, невысокий жилистый человек, ловко оттянул длинный рычаг, вложил сосуд, что-то подкрутил и крикнул: — Во имя Аллаха! Рычаг громко щелкнул, и через несколько мгновений на другом берегу канала вспыхнуло яркое пламя. — Да не отсохнут твои руки, Самарканди, пусть Аллах покарает так всех смутьянов! — крикнул кто-то из жителей Кильвазы, толпившихся вокруг аррады. Другой вздохнул: — Говорят, что на восточной стороне Тахир установил аррады и манджаники и стреляет горящей нефтью, так что многие дома сгорели, а их жители бежали и убиты. Самарканди вложил еще сосуд с горящей жидкостью, и еще один шатер на том берегу охватило пламя. Всадник из войска Тахира поскакал по берегу канала и, очутившись против Самарканди, крикнул: — Эй, собака, сын неверной, если попадешь к нам в руки, будешь распят и сожжен живым, а после смерти труп твой бросят псам, и душа твоя пойдет прямо в ад! — Но, увидев, что Самарканди вкладывает новый заряд, пустил коня рысью. Хасан снова почувствовал себя живым среди людей, каждый из которых занят делом — кто шел копать ров, кто грузил свои пожитки на повозку. Он бросил поводья, и конь, вздрагивавший от шумных ударов рычага камнеметной машины, опустив голову, пошел вверх по улице. Поэт сидел неподвижно, не глядя по сторонам. Он опомнился только от необычной тишины. Хасан поднял голову и увидел, что стоит перед дворцом Хульда. Все ворота обычно оживленного и шумного дворца были закрыты, казалось, огромное здание затаилось. Но издали доносились звуки лютни и голос певицы. Хасан спешился, привязал коня у ворот — улица пустынна, да и вряд ли даже сейчас кто-нибудь осмелится увести коня от дворца халифа. Он стучал в несколько ворот, но ему не открывали. Наконец у главного входа приоткрылось смотровое окошко: — Что тебе надо, человек? — спросил стражник. — Я поэт повелителя правоверных и хотел бы посетить его — Поистине, сейчас время для поэтов и поэзии, — проворчал стражник и позвал кого-то. Потом открылась боковая дверца и Хасан вошел. Огромный двор почти опустел, только кое-где стояли стражники, да у ворот конюшни суетились конюхи. — Проходи, — сказал стражник. — Здесь тебя, оказывается, знают. С Амином были Каусар, Хали, Исхак ибн Барсума, музыкант, а на возвышении сидели невольницы-певицы. — Добро пожаловать, Абу Али! — сказал Амин, когда Хасан пожелал мира повелителю правоверных. — Ты не оставил нас, и это похвально. Нам нужно сейчас немного развлечений, не то нас думы одолеют. Ведь я видел сон, который могу истолковать только как знамение беды. Мне снилось, что я стою на вершине высокой кирпичной стены, уходящей под облака. А где-то далеко внизу, так что я могу едва почувствовать, кто-то сильно бьет по основанию стены. И с каждым ударом снизу от кирпичей отлетают куски, и стена становится все ниже, так что я уже могу различить лицо того, кто разрушает ее. Это Тахир ибн Хусейн. И с последним его ударом стена разваливается, а я падаю с нее. Ну, Каусар, как ты истолкуешь этот сон? — Лживые сновидения, повелитель правоверных, ты, наверное, видел что-нибудь неподобающее перед сном. — Нет, Каусар, я думаю, что конец. А ты что скажешь, Абу Али? Хасан, захваченный врасплох, пожал плечами, а Амин вздохнул: — Даже Абу Али с его находчивостью не мог найти подходящего истолкования. Нам остается сейчас только надеяться на Аллаха, а чтобы развлечься, выпьем вина и послушаем песню. — Но, повелитель правоверных, — возразил Хасан. — Ведь ты запретил мне пить вино! — В такой час я снимаю свой запрет, и пусть грех будет на мне. Амин хлопнул в ладоши. Невольники внесли золотые и серебряные кубки и блюда, подали Амину его чашу — «Изумрудную звезду». По знаку надсмотрщицы невольницы ударили по струнам: Они убили его, чтобы встать на его место. Как однажды Хосроя предали его марзубаны… — Что вы поете, проклятые? — вскочил с места Амин. — Убирайтесь отсюда, у меня и без вашей песни немало предзнаменований! Пусть придут другие! Испуганные невольницы убежали, на их место взошли еще десять девушек. Амин сделал знак Каусару подать вино: «Мы выпьем все по полному кубку, а эти пусть споют нам, только что-нибудь повеселее!» Девушки по знаку сидящей спереди невольницы начали старинную песню о подвигах арабов: — Кто радуется тому, что убит Малик, Пусть придет к нашим женщинам при свете дня! Подбежав к девушкам, Амин выплеснул в лицо ближней все вино: — Каждой по десять плетей и вон отсюда! — прохрипел он. Каусар попытался успокоить его: — Повелитель правоверных… Но Амин не слыша его, стоял, понурившись. Хасан встал и подошел к халифу: — Повелитель правоверных, хочешь я скажу тебе стихи, которые сложил в твою честь? Амин молча отстранил его и снова сел на свое место. |