Онлайн книга «Любовь приходит дважды»
|
Сбить его с толку адвокаты не сумели, и утром двадцать девятого декабря Филину был вынесен достойный обвинительный приговор. Все наконец вздохнули с облегчением, и сам преступник тоже. В колонии, где ему предстояло провести определенное (Филин надеялся, что не слишком большое) время, условия были вольготнее, нежели в переполненном следственном изоляторе. Вечером же двадцать девятого декабря Карл приехал в школу, где с помощью завхоза, на короткий, правда, срок, ввел в заблуждение все учительское сообщество. Да уж, сюрприз Екатерины Алексеевны удался на славу! А ведь это было еще далеко не все. Праздничная ночь едва перевалила за середину. * * * Манечка, танцующая с сияющим, словно самый дух праздника, Карлом, сначала увлекла его за елки, окружавшие сцену, а потом, через пустую, темную и холодную кухню – в коридор и наверх по боковой лестнице, в директорский кабинет, который отперла своим ключом. Здесь она усадила профессора на новый кожаный диван (подарок родительского комитета к последнему Дню учителя), длинный, широкий и мягкий, села рядом и крепко взяла Карла за руки. Он вернулся мыслями из палаты в светло-пастельных тонах, где в маленькой кроватке сопел и причмокивал его сытый и довольный сын, а рядом, застегивая халат на полной груди, стояла Делла, все еще немного усталая и бледная после родов, и улыбнулся Манечке. – Карл, я тебя люблю! – твердо и решительно заявила Манечка. – Я тоже тебя люблю, – удивился он, – но… Манечка сжала его ладони, закрыла глаза и потянулась к нему. * * * И ничего не произошло. Карл молча смотрел на нее своими темными глазами, самыми прекрасными и выразительными из всех, виденных Манечкой в жизни, то ли синими, то ли серыми, как грозовое море, и в его взгляде была нежность, была теплота и было понимание. Но не было страсти и не было к ней, Манечке, желания. А ведь она в этот праздничный вечер оказалась хороша и привлекательна как никогда. Любой мужчина при виде ее легко и с удовольствием потерял бы голову и дал бы выход своим первобытным инстинктам – прав был физрук, глубоко прав! Но, с другой стороны, права оказалась и завхоз. Не то чтобы Карлу совсем не были свойственны первобытные инстинкты, этого мы не можем и не станем утверждать – да вы бы нам и не поверили. Просто они оказались надежно, и теперь уж навсегда, укрощены волей. Карл отнюдь не забыл историю с юной Саддхой, а он ведь не из тех, кто дважды наступает на одни и те же грабли. Самое же главное заключалось в том, что ему сейчас не нужны были никакие другие женщины. Карл чувствовал себя счастливым с женой, которая родила ему сына и которую он упорно называл Деллой. Аделаида оказалась достаточно умной женщиной, чтобы не спорить с ним ни по этому, ни по другому какому поводу, и господин Роджерс просто не желал для себя ничего лучшего. В общем, у первобытных инстинктов, даже искусно маскирующихся под симпатию, теплоту и понимание, не было никаких шансов. * * * – Но почему? – горько спросила Манечка, отвернувшись от Карла. – Жалко тебе, что ли? – Ты сама знаешь почему. – Я – не знаю! – буркнула заупрямившаяся Манечка. – Ты – мужчина, я – женщина, мы нравимся друг другу, и мы здесь одни! Почему нет? Назови мне хотя бы одну причину! Теперь уже не Манечка держала его за руки, а он ее – ласково, осторожно, успокаивающе поглаживая длинными музыкальными пальцами ее запястья и одновременно удерживая на безопасном расстоянии от себя. – Я могу назвать тебе три, – предложил Карл. Манечка негодующе фыркнула и попробовала вырваться. С тем же успехом она могла бы попытать счастья с камнем или железом – если можно представить себе, что камень или железо обладают способностью удерживать ваши руки столь мягко и бережно. Манечка тяжело вздохнула и приготовилась слушать. Ничего другого ей просто-напросто не оставалось. – Я люблю свою жену, – сказал Карл. – Но ведь она далеко, а я – здесь, рядом! – воспрянула было духом Манечка, но он невозмутимо продолжил: – А к тебе – помнится, я однажды уже говорил об этом – я отношусь, как… – Да знаю, знаю! Как к сестре! Вот выдумал тоже… – Не совсем так, – мягко возразил Карл, и Манечка снова подняла голову. – Я говорил о том, что ты очень похожа на мою старшую дочь… Манечка снова сникла. – И, наконец, последняя по списку, но не по значению, как говорят англичане, причина – твой муж. – Муж? – Манечка непонимающе взглянула на Карла. – Ну да. Ты, понимаешь ли, замужем. Кстати, Андрей прекрасный человек. И он очень любит тебя. – С чего ты взял? – хмуро поинтересовалась Манечка. – Ну, как же? – удивился Карл. – Это же очевидно. Хотя бы потому что ради тебя он не только согласился надеть нелепый женский костюм, как его… ах да, Снежной Девы… – Снегурочки, – машинально поправила Манечка. – Да, спасибо, Снегурочки. Не только согласился надеть этот костюм, но и высидел в нем целый вечер на глазах у всех… – Ты говоришь так, будто он совершил какой-то подвиг, – фыркнула Манечка. – Ну, в какой-то степени, да, – кивнул Карл. – Можно расценить это и как подвиг. Такому человеку, как Андрей, очень нелегко поступиться собственной гордостью и выставить себя смешным на всеобщее обозрение. Манечка задумалась. – Я очень рад за тебя, – серьезно сказал Карл. – И за Андрея тоже. У тебя с ним все будет хорошо, можешь мне поверить. И, раз уж так получилось… вообще-то я собирался отдать это позднее, но… Он отпустил Манечкины руки и встал. – Никуда не уходи. Я быстро. И исчез. * * * Манечка в полном недоумении осталась сидеть на диване. Ей и в голову не пришло воспользоваться моментом и смыться, чтоб хотя бы таким образом отомстить Карлу за его неподатливость. Второй определяющей чертой Манечки всегда было любопытство. Карл и в самом деле вернулся быстро. Скрип двери в приемной, тихие шаги, и вот он уже стоит перед ней и протягивает ей большой конверт из плотной дорогой бумаги с мраморными разводами и золотым обрезом. Манечка, гордясь собственной выдержкой, взяла с директорского стола ножницы и неторопливо, аккуратно вскрыла конверт. – Ой, а тут все по-французски… – разочарованно протянула она, пожрав взглядом выпавший из конверта лист, зеленоватый с золотом и с маленькой золотой короной в углу. |