Онлайн книга «Любовь приходит дважды»
|
– На другом листе есть полный русский перевод, – улыбнулся Карл. Манечка схватила второй лист. – Это… это что же… господину и госпоже Голицыным… Париж… Отель «Ройял Мажестик»… с 13 по 15 февраля… Карл!.. Это что же, мы с Андреем на День всех влюбленных поедем в Париж? Манечка подняла голову. В полумраке директорского кабинета плыли и кружились бульвары Монмартра, кафе на Елисейских Полях и, конечно же, легкая кружевная игрушка – Эйфелева башня. На малиновом парашюте спускался с башни и что-то тихо напевал себе под нос Джо Дассен. Внезапно ветер принес вкусный резкий запах – должно быть, пахло жареными каштанами с площади Этуаль. Манечке всю жизнь хотелось попробовать жареные каштаны. – Карл!!! Его не было. Он исчез, оставив Манечку наедине с Парижем. Она еще раз вздохнула, но уже гораздо легче и свободнее, и вновь погрузилась в изучение листка. – Так, посмотрим, что тут еще… ага, все включено, это надо же! И даже… даже оплаченный авиаперелет из Санкт-Петербурга в Париж и обратно! Ох, Карл!.. Манечка прижала листок к груди и уставилась в темноту перед собой просветленными увлажнившимися глазами. * * * Татьяна Эрнестовна пряталась за елками в дальнем от сцены углу зала и тосковала. Причиной ее расстройства была обтянутая черным бархатом и расшитая бисером пряжка, удерживающая в нужном положении перья на шляпе. Самая важная деталь пряжки – толстая металлическая игла – погнулась неизвестно отчего, и Татьяне Эрнестовне, с ее тонкими нежными пальчиками, никак не удавалось ее распрямить. А ведь совсем уже скоро должен был состояться финал конкурса на лучший карнавальный костюм, где Фея Ночи твердо рассчитывала занять первое место. Да и с Карлом она еще не танцевала, только и успела что перекинуться парой слов. Ну а теперь, без перьев на шляпе, какая же может быть победа на конкурсе? Какие танцы? Без пряжки перья нипочем не желали держаться, а без них шляпа сразу потеряла всякую красоту и элегантность, стала выглядеть как-то куце и даже подозрительно. Татьяна Эрнестовна сделала еще одну попытку выпрямить иглу, но лишь ободрала дорогой акриловый ноготь, отчего расстроилась уже окончательно и даже всплакнула. Теперь к шляпе и ногтю прибавились распухший нос и покрасневшие, измазанные подтекшей тушью глаза. Путь назад, на новогоднюю поляну, был отрезан. Зажимая в кулачке злосчастные перья и вытирая нос черным шелковым платочком, отделанным кружевом (ах, сколько времени и сил пришлось потратить на отработку мельчайших деталей образа!), Татьяна Эрнестовна устремилась к выходу из столовой. * * * По дороге несчастная Фея Ночи споткнулась – то ли о забытую детскую скамейку, то ли о коварно протянутую еловую лапу – и непременно в довершение всех бед упала бы, если б ее не подхватили в последний момент чьи-то мужские руки. Татьяна Эрнестовна глубоко вдохнула знакомый запах (солнце – грозовая свежесть – полынь), затрясла головой и, не в силах сказать ни слова, спрятала заплаканное и перепачканное тушью лицо на груди у Карла. В ответ на участливый вопрос профессора Фея Ночи лишь горестно всхлипнула и протянула ему сломанную застежку и перья. Умница Карл сразу все понял. Не тратя времени на разговоры, он вывел огорченную Фею в коридор, к расположенному неподалеку учительскому туалету, а сам устроился напротив, на подоконнике. Когда же Татьяна Эрнестовна, освежившись и приведя себя в порядок, вернулась в коридор, пряжка была уже починена. Карл с видом глубокой задумчивости вертел в руках бархатную шляпу. Его размышления закончились тем, что он взял удивленную Татьяну Эрнестовну под руку и повел мимо новогодней поляны к запасному выходу, в холод и темноту заднего двора. В лицо Феи плеснула снежная волна, и Татьяна Эрнестовна, схватившись свободной рукой за шляпу, жалобно пискнула. – В снежном ореоле твой наряд особенно хорош, – улыбнулся Карл. Татьяна Эрнестовна тут же перестала дрожать и горделиво выпрямилась. Карл достал из багажника «Опеля» фотоаппарат «Canon», раздвижной штатив и компактную, но мощную фотовспышку. – Так я и знал, что понадобится, – сообщил он Татьяне Эрнестовне. – Иди-ка сюда, к этой елке… Татьяна Эрнестовна безропотно подошла к одетой в снежный чехол елке, одиноко возвышавшейся на фоне таких же заснеженных кустов сирени, и повернулась к Карлу. – Очень хорошо, – одобрил он, – превосходный контраст! Татьяну Эрнестовну ослепила первая вспышка. – Так, а теперь повернись направо и подними голову… еще немного! Теперь налево. А сейчас встань прямо и посмотри на меня! Нет-нет, не надо открывать рот, просто стой прямо и улыбайся! Татьяна Эрнестовна считала себя женщиной терпеливой, но всему же есть предел. – Карл! Объясни мне, для чего это?.. То есть мне, конечно, очень приятно, что ты меня снимаешь, но все же – зачем? Я ведь не фотомодель какая-нибудь… Перья, облепленные сверкающими под вспышкой снежинками, кокетливо и выжидательно шевелились. – Я фотографировал твой костюм, – ответил Карл, и Татьяна Эрнестовна вздохнула несколько разочарованно. – А снимки я собираюсь передать одному знакомому, который работает арт-директором цюрихского филиала компании «Quelle». И Татьяна Эрнестовна восторженно ахнула. – Они разрабатывают сейчас новое перспективное направление – карнавальные костюмы, – продолжал Карл, сворачивая свою технику и убирая ее в багажник. Татьяна Эрнестовна заметила, что багажник весь заставлен разной формы и величины коробками и что верхние коробки помечены звездами, солнцами, кометами и прочими космическими знаками. – Думаю, твой костюм их заинтересует. В любом случае он примет участие в конкурсе непрофессиональных проектов, который будет проводиться в центральном офисе компании, расположенном в двух кварталах от моего дома, и как раз во время весенних каникул. Так что, если ты не против, вместе со снимками я передам им и твои координаты… – Против?! Я? Ох, Карл, я даже не знаю, что и сказать! И Татьяна Эрнестовна, решив, что словами все равно не выразить нахлынувших чувств, привстала на носках намокших от снега замшевых туфелек и, грациозно изогнувшись, поддерживая одной рукой шляпу, обняла его за шею. – Шеф, я готов! – послышался сзади, от двери запасного выхода, веселый голос трудовика, и Фея Ночи в испуге отпрянула. – Ой, – растерялся невольный свидетель интимной сцены, – извините! В руках он держал большую коробку каминных спичек. – Ты замерзла, – сказал Карл Татьяне Эрнестовне, – вернись пока в школу. |