
Онлайн книга «Наука страсти»
И последнее, что ему сейчас требуется, это общение с другим человеком. Но правая нога не шагнула вперед, как следовало, и не опустилась на мраморный пол, направляя его тело дальше по коридору. Вместо этого левая рука самостоятельно толкнула дверь в библиотеку. Мистер Гримсби испуганно вскочил. — Ваша светлость! — Прошу прощения. — Эшленд махнул рукой. — Прошу вас, не вставайте. Я не хотел вам мешать. Гримсби уронил ладонь на лежавший перед ним открытый томик. — Надеюсь, я ничего не нарушил, сэр. Мне не спалось, и я подумал, что если немного почитаю, то мне это поможет. — Моя библиотека в вашем распоряжении. В конце концов книги для того и существуют, чтобы их читали. — Эшленд внезапно обнаружил, что уже вошел в плохо освещенную комнату. Две свечи на столе удивленно замигали. — Садитесь же, мистер Гримсби. После полуночи я не настаиваю на церемониях. Гримсби упал в кресло, настороженно глядя, как Эшленд направляется к противоположной стене. — Хорошо провели вечер, сэр? Эшленд провел указательным пальцем по ряду кожаных переплетов. Взгляд скользил по буквам, не видя названий. Неужели в голосе учителя прозвучала ирония? — Не особенно. А вы, мистер Гримсби? Вы сказали, вам не спится. Надеюсь, это не из-за того, что вам неудобно. Вы имеет полное право поменять комнату и потребовать все, что вам хочется. Мы серьезно рассчитываем на то, что вы останетесь тут. — Вряд ли я успел доказать такую свою ценность. Эшленд повернулся и прислонился к полкам за спиной. Гримсби сидел очень прямо, расправив плечи и храбро вздернув подбородок. — У нас, по сути, нет выбора. Мы полностью в вашей власти, мистер Гримсби. — Вы можете подождать экзаменов его милости еще год. — Храбрый подбородок вздернулся еще чуть-чуть выше. Эшленд подавил улыбку восхищения. Он вспомнил одного юного солдата — тому едва исполнилось восемнадцать, но подбородок он вздергивал так же отважно. Что случилось с тем юношей? Эшленду не хотелось этого знать. Он глубоко вздохнул, и запахи библиотеки мягко легли ему на душу, такие знакомые и успокаивающие: кожа и лимонное масло, пыль и дерево. — Можем. Что вы читаете, если мне будет позволено задать такой заурядный вопрос? — Он кивнул на книгу и скрестил на груди руки. — Вообще-то роман. Мисс Бронте. — Так-так! Знакомитесь с местностью, верно? Хотя заверяю вас, жизнь в Эшленде вовсе не так романтична. — Зато настроение схвачено удачно. Унылость, масштабы. — Моя жена читала их постоянно, снова и снова. Полагаю, это ее экземпляр. Гримсби вздрогнул и откинул обложку. Глаза его расширились, стоило ему увидеть надпись на фронтисписе. — О! Прошу прощения! — Нет необходимости. В конце концов это всего лишь книга. Кожа и бумага. — Эшленд оттолкнулся от полки и подошел к столу, за которым сидел Гримсби, — его бакенбарды в смятении подергивались. — Надеюсь, мой сын не стал впечатлять вас готическими семейными историями? Имя герцогини здесь вовсе не под запретом. — Он опустился в противоположное кресло и скрестил ноги на темном ковре. — Тем не менее тема неловкая. — Это просто факт. Герцогиня покинула этот дом больше десяти лет назад, и с тех пор мы успели примириться с утратой. — Он наблюдал за реакцией Гримсби, но тот упорно смотрел на обложку книги, на небольшие золоченые буквы, выдавленные на коже. — Ваши родители живы, мистер Гримсби? — услышал он собственный голос. Гримсби наконец-то поднял взгляд. Его голубые глаза за стеклами очков смотрели серьезно. — Нет, ваша светлость. — Но вы все-таки говорите о них, правда? Видите ли, время лечит любые раны. Ну, не совсем любые, — добавил он, коротко подняв правую руку и тут же снова уронив ее на колени. — Но нет никакого смысла делать вид, что наших несчастий не существовало. — Полагаю, это так. Эшленд подался вперед. Вероятно, шерри сделало его бесцеремонным. — А вы осмотрительный человек, мистер Гримсби. Мне даже стало любопытно. Неужели вам нечего рассказать о себе? — Ничего, что могло бы заинтересовать вашу светлость, я уверен. Лицо Гримсби не изменилось ни на йоту, взгляд не дрогнул, даже ресницы не опустились. Но отточенные чувства Эшленда насторожились. Ему послышались слова Олимпии, сказанные когда-то на пыльной дороге в Кашмир: «Остерегайся человека, которому нечего о себе рассказать». Герцог Олимпия, приславший этого молодого учителя в Эшленд-Эбби. Эшленд вытащил из кармана жилета часы. Всего-то несколько минут после полуночи. Он сунул часы обратно, потянулся и встал. — Пожалуй, я выпью бокал шерри, мистер Гримсби. Присоединитесь ко мне? — Нет, спасибо, сэр. Эшленд чувствовал на себе настороженный взгляд Гримсби, пока шел к подносу с графинами, стоявшему на небольшом круглом столике у окна. — Давайте же, мистер Гримсби. Я настаиваю. Бокал вина хорошо успокаивает перед сном. — Он откупорил хрустальный графин и налил два бокала. Глаза Гримсби за стеклами очков расширились, когда Эшленд вернулся, держа оба бокала между пальцами левой руки. — Сэр, я… Эшленд поставил бокалы на столик. На аккуратном рисунке бокалов, напоминающем снежинки, заиграли отсветы пламени. — Я настаиваю. Гримсби протянул изящную руку и взял бокал. — Тост, мистер Гримсби, — сказал Эшленд, подняв свой бокал и слегка наклонив его вперед. Он изо всех сил старался не обращать внимания на предвкушение, певшее в жилах. — За успешные отношения! — И в самом деле, сэр. — Гримсби чокнулся с Эшлендом и осторожно пригубил. — Пейте, пейте, мой добрый друг. Это превосходное шерри. Мне каждый год доставляют его прямо из Португалии. Гримсби сделал еще глоток, побольше. — Да, очень хорошее. — Видите ли, мистер Гримсби, вы ошибаетесь. На самом деле я искренне вами заинтересовался. Молодой человек выдающегося ума и отличного воспитания, уж не говорю о самообладании. Право же, я задаюсь вопросом — почему столь многообещающий юноша соглашается на такое незначительное место с таким мизерным жалованьем в одиноком уголке на краю мира? — Эшленд сделал глоток шерри и вытянул ноги, все еще обутые в начищенные кожаные сапоги для верховой езды, потемневшие от использования. — Вы чересчур скромны, ваша светлость. Жалованье более чем щедрое. — Вы не ответили на мой вопрос. — Вероятно, вы не совсем понимаете, насколько ограничены возможности молодого человека моего возраста, не имеющего практического опыта. |