Онлайн книга «Великие битвы великой страны»
|
С кем только не беседовал за свою долгую жизнь генерал, а вот с Суворовым не приходилось. А поговорить с фельдмаршалом очень хотелось. И вот случай представился князю. Один из неприятельских городов сдался русским без боя. Порядок в подобных случаях был таков, что победитель должен был в город въезжать в карете. – Зачем мне карета? – заупрямился было Суворов. – Донской конь – лучшей не сыскать для меня кареты. Однако генералы пристали, заговорили о престиже русской армии, о вековых порядках. Суворов поспорил и сдался. Стали искать карету и вспомнили про князя Пирятина. «Вот повезло! – обрадовался князь. – Вот уж наговорюсь, вот уж натешусь». Целую ночь генерал не спал, вспоминал разные истории, все готовился к встрече с Суворовым. А сам Суворов страшно не любил болтунов. Слышал он про Пирятина, понял, что заговорит его генерал по дороге. Тогда Суворов по поводу кареты и ее хозяина отдал такой приказ: «У генерала князя Пирятина-Тамбовского позлащенную его карету взять. Хозяину сидеть насупротив, смотреть вправо и молчать, ибо Суворов будет в размышлении». Прочитал Пирятин приказ, и сразу настроение у князя испортилось. Однако приказ есть приказ, надобно повиноваться. Сидит Пирятин в карете, держит голову, согласно приказу, повернутой вправо, молчит. Молчит, а самого так и распирает. Уж больно хочется ему заговорить с Суворовым. Просидел генерал молча минут десять и все же не вытерпел: – Александр Васильевич, вот я вам одну историю расскажу… Однако Суворов гневно глянул на генерала, и тот приумолк. Просидел Пирятин еще минут десять спокойно и чувствует, что больше не может. Не в силах болтун сдержаться. – Александр Васильевич, вот я вам… Несколько раз Пирятин пытался заговорить с Суворовым. Кончилось тем, что испортил он Суворову торжественный въезд в город и вконец разозлил фельдмаршала. «Вот уж болтун! Ну и болтун! – ужаснулся Суворов. – Упаси, Господи, русскую армию от таких генералов». В тот же вечер Суворов отдал приказ отчислить князя Пирятина вместе с его каретой из армии. – И чего это он? – удивлялся Пирятин-Тамбовский. – Карету для него не пожалел. Самые лучшие истории рассказать собирался. Не оценил. Не понял добра фельдмаршал. «Как дела у вас в Париже?»
Поручик Козодубов во всем подражал французам. Манеры французские. Говорил по-французски. Книги читал французские. Особенно поручик любил болтать о Париже: и во что там народ одевается, и что ест, и что пьет, и как время проводит. И все-то ему у французов нравится. И все-то ему у русских нехорошо. И хотя сам Козодубов во Франции и Париже ни разу не был, да получалось из его слов, что чуть ли он не рожден в Париже, что вовсе и не русский он, а француз. Прожужжал поручик своим товарищам о французах и о Париже все уши. Вот как-то встретил Суворов Козодубова, взглянул, спрашивает: – Как дела у вас в Париже? Что матушка и батюшка пишут? – Так матушка у меня в Питере и батюшка в Питере, – ответил удивленный поручик. – Ах, прости, прости! – извинился Суворов. – Я-то думал, ты из французских. Ничего не понял поручик. По-прежнему нахваливает все французское, а русских ругает. Прошло несколько дней. Встретил снова Суворов поручика, опять с вопросом: – Как дела у вас в Париже? Что матушка и батюшка пишут? – Так, ваше сиятельство, я уже говорил, матушка у меня в Питере и батюшка в Питере. А рожден я во Пскове. – Ах, прости, прости старика, запамятовал. Не может понять поручик, в чем дело. Стал он жаловаться товарищам на Суворова: мол, стар фельдмаршал, мол, память уже никуда и речи порой непонятные, странные. Видит Суворов, что поручик и теперь ничего не понял. Происходило это как раз во время войны с французами. Наступил перерыв в боях. Предложили французы обменяться пленными офицерами. Суворов согласился. Составили штабные офицеры списки. Просмотрел Суворов. – Тут не все, – говорит. – Все, ваше сиятельство, – докладывают офицеры. – Нет, не все, – повторяет фельдмаршал. – Тут еще один французишка не указан… Рассмеялись офицеры. Поняли шутку фельдмаршала. Рассказали поручику. Бросился тот со всех ног к Суворову. – Ваше сиятельство! – кричит. – Ваше сиятельство, ошибка! Русский я! Я же вам говорил. – Нет ошибки, – отвечает фельдмаршал. – Не русский ты. – Русский, – утверждает поручик. – Русский. И матушка у меня русская и батюшка русский. И фамилия у меня Козодубов. И во Пскове рожден. – Мало что во Пскове рожден. Мало что матушка да батюшка русские, – говорит Суворов, – Да ты-то не русский. Душа у тебя не русская. Дошло наконец до неумной головы, в чем дело. Упал он на колени, просит простить. Подумал Суворов, сказал: – Ладно, так уж и быть – оставайся. Только ступай с моих глаз долой. Иди думай. Гордись, дурак, что ты россиянин! Всюду известны
Всю свою солдатскую жизнь Прошка провел в денщиках у Суворова. Любил похвастать Прошка близостью к великому полководцу. Начинал так: «Когда мы с фельдмаршалом бивали турок…» Или: «Когда мы бивали прусских…» – Ну, а ты здесь при чем? – смеялись солдаты. – Как – при чем! – обижался Прошка. – Как же без меня? Да если бы не я… И Прошка не врал. Составляя планы сражений, Суворов любил «посоветоваться» со своим денщиком. – А как ты думаешь, Прошка, – спрашивал Суворов, – не заслать ли нам драгун [13] в тыл к неприятелю? – Заслать, заслать, непременно заслать, – соглашался Прошка. – А как ты думаешь, не направить ли нам генералу такому-то сикурс [14] . – А как же – направить, непременно направить, – одобрял Прошка. Не раз Прошка спасал Суворова от верной гибели. Неосторожен, отчаян фельдмаршал. За ним нужен глаз да глаз. Неотступен Прошка – словно тень за Суворовым. Поскользнулся фельдмаршал на пароме, ударился головой о бревно, камнем пошел ко дну – Прошка, не мешкая, бросился в воду. Убило под Суворовым в разгар боя лошадь, и снова Прошка тут как тут – подводит нового рысака. А сколько раз выхаживал Прошка Суворова после ранений! Однажды ранение было особенно тяжелым. Пуля прошла сквозь шею фельдмаршала и остановилась в затылке. Пулю вырезали. Однако рана воспалилась. |