Онлайн книга «Торжество возвышенного»
— Я знаю, что права. — Даже Тарик! Жена — каких мало! Я закричала: — Избавь меня от своих грязных догадок! — Мальчишка, который бросил нас за решетку! — Он не себя изображал — тебя! — Как он притворялся идеалистом! Я сказала, превозмогая отчаяние: — Когда он вернется, я уйду с ним. Я ушла в свою комнату. Закрыла дверь и разрыдалась. Как же ты можешь не знать своей матери, Аббас?! * * * Пошатываясь, он в бессознательном состоянии спускается по лестнице. Видит меня и говорит: — Одеколон… Мне ужасно плохо… Я иду в свою комнату, чтобы принести ему одеколон. Он следует за мной. — Вот, возьми. — Спасибо. Я выпил больше меры. — Тебе не везло с самого начала вечера. Он постепенно приходит в себя. Смотрит на меня. Подходит к двери и закрывает ее. Я приготовилась к отпору. Он говорит: — Халима… Ты прекрасна! — Иди наверх. Он приблизился ко мне, а я, смутившись, попятилась. — Ты верна этому животному? Я серьезно отвечаю: — Я — добропорядочная жена и мать. Подбежав к двери, я распахнула ее. Секунду он колебался, потом вышел из комнаты и ушел из дома. * * * Всем тем, кто меня соблазнял, я отказала. Шлюха?! Однажды я была изнасилована, недолго жила с твоим отцом, потом стала монашкой. Я монашка, а не шлюха, сынок. Отец тебе так лживо меня нарисовал? Я обездоленная, несчастная женщина. Моя надежда только на тебя. Как же ты можешь выставлять меня в таком виде?! Я обо всем тебе расскажу, но когда же ты вернешься?! * * * Мерзавцы проникают в наш старый дом под покровом ночи. Своими грешными циничными сердцами они оскверняют дорогу, ведущую к святому аль-Шаарани. Сердце мое замирает, я слежу за их развратными взглядами. Испуганный Аббас кружит около комнаты. Ты сокровище, сынок, тебе нельзя задыхаться в грязи и бедности. Сейчас я приветствую их с притворной радостью и провожаю в комнату на верхнем этаже, которую, взяв кредит, для них оборудовала. Я прислуживаю им официанткой, подавая закуски и выпивку. Уже не знаю, на какой ступени к аду я стою. — Не волнуйся, милый. Это друзья твоего отца. Все мужчины это делают… — А ты, мама, какое имеешь к этому отношение? — Они мои коллеги по театру, я не могу их не принимать. Сархан аль-Хиляли говорит, занимая свое место за столом: — Хорошее гнездышко, безопасное. Исмаил тасует карты. Фуад Шельби смеется: — Тахии нельзя сидеть рядом с Тариком. Карам стоит за ящиком с наличными у края стола. Тарик комментирует со смехом: — Для сбора пожертвований святому Караму Юнесу! Сархан аль-Хиляли предупреждает: — Не шуметь во время игры! Карам растворяет опиум в черном чае. Лиха беда начало! * * * Я вернулась в лавку также как одежда, взятая мною напрокат, вернулась к своей хозяйке. Вот он сидит с рассеянно-печальным лицом. Продает орехи и семечки, вместе с покупателями жалуется на времена. Я заговорила, будто обращаясь к самой себе: — Пьеса имеет успех — какое утешение! Он сказал: — Через неделю можно будет судить. — Публика потрясена, это — главное. — Знаешь, сколько аль-Хиляли дал ему за пьесу? — Первую работу покупают задешево, Аббас не при деньгах. Он захохотал. В душе я его прокляла. * * * В просторной комнате на меня уставился злой гений. Он улыбается и бормочет: — Добро пожаловать, Халима. Дай-ка угадаю. Твой сын принес новую пьесу? — Точно. Он обращается к Аббасу: — Предыдущие пьесы ничего не стоили. Аббас говорит: — Я каждый раз прислушиваюсь к вашим рекомендациям. — Хвалю тебя, по крайней мере, ради матери. * * * Недели проходят одна за другой, и успех все очевиднее. Раньше у театра не было такой популярности. Проходят недели и месяцы. Когда объявится автор? Пусть будет, как ты задумал, пусть я буду страдать, сколько ты мне отмерил, но где же ты? Я сказала громко, чтобы услышал муж: — Наверняка, у них в театре есть новости о пропавшем. — Последний раз я ходил туда десять дней назад. Я больше ничего не требовала, только бы не попасться на его острый язык. Время от времени он наведывался в театр, я же после премьеры не решалась туда зайти. А он пошел на утро следующего дня. Теплый день, солнечный. Мое сердце бьется, одержимое надеждой. * * * Я могу поверить в любые небылицы, но то, что Аббас женится на Тахии, я принять не могу. Аббас уйдет, а Тарик Рамадан останется. Где же высшая справедливость? — Аббас, она старше тебя, по меньшей мере, лет на десять! Он безразлично улыбается. Я продолжаю: — Она немало пожила, многое уже повидала… Да ты, видать, не понимаешь, что это значит? — Просто ты никогда не знала любви. У меня все внутри сжалось от обиды, похороненные в глубине души печали напомнили о себе. Он опять сказал: — Мы начнем новую жизнь. — Человек не в силах изменить свое прошлое. — Тахия все равно невинна. Я была несправедлива, я позабыла саму себя. Желала ему лучшей доли. Ко мне пришла Тахия. Грустная и полная решимости. Она говорила, умоляя: — Не стой на пути моего счастья. Я ответила ей резко: — Ты крадешь невинность. — Я буду ему достойной женой. — Ты?! Она смутилась от моих слов, побледнела и произнесла: — Все женщины в театре начинали с Сархана аль-Хиляли! Я схватилась за сердце. Да, все судят по собственному опыту, да еще о том, о чем и понятия не имеют. Она как будто угрожает мне. Ненавижу ее. Но сын останется мне сыном, что бы ни случилось. * * * Почему муж задерживается? Почему? Солнечные лучи уже сползают со стен домов по узкой улице, что же задержало его? Он узнал, где сын, и направился туда? Может, они вернутся вдвоем? Я представляю виноватое выражение на его улыбающемся лице, когда он будет просить прощения. Я верю, что эта мука не может продолжаться вечно. Да, пьеса действительно открыла мне глаза на то, что мои плоть и кровь уже слабы. Кто думал, что Халима, красавица, сама невинность, проживет такую жизнь? Сейчас мое сердце бьется только прощением и любовью. Рассуди, Господь, в чем ты нам судья. Даже Караму я прощу его жестокость, потому что он жалок. Я прощу ему все, когда он вернется, ведя под руку моего любимого заблудшего сына. Мое сердце бьется в неожиданном вдохновении, но каждый его удар приближает разочарование… Покупатель сказал мне, взяв свой кулек: |