
Онлайн книга «Русский ад. На пути к преисподней»
— А у меня Катюха… — Чуприянов улыбнулся, — смирно дома сидела, потому как все мы здесь — недотепы! — Понимаю, — кивнул головой Петраков. — Понимаю! О присутствующих — правду и ничего, кроме правды, то есть только хорошее, тем более — под уху с «клюковкой»… А вот близкий приятель мой, директор большого-большого машиностроительного завода, кинул на кооператив, на «схему», как они говорят, свою жену, учителя словесности, — выпускать запчасти для тракторов… И каких! — Послушайте, — Чуприянов мял руками лоб, — послушайте, Китай при Дэн Сяопине именно так выползал из социализма, через частников… — …Да. Но без права гнать их товар за рубеж, — улыбнулся Петраков. Со стороны он казался большим ребенком — Николай Яковлевич все время как-то по-детски поправлял очки на носу и близоруко (в этом тоже было что-то детское) смотрел по сторонам. — Китай, его кооперативы, создавали, дорогой Иван Михайлович, конкуренцию товаров у себя в стране, исходя из принципов социалистического соревнования. А Николай Иванович, получив — вдруг — горячую поддержку Михаила Сергеевича… при абсолютно беспомощном… уже тогда… КГБ, ибо Крючков опустил «контору» ниже некуда, — они, хочу заметить, играли только на заграницу, причем деньги, выручка товаропроизводителей оставались там же, за кордоном. Иными словами, это был правильный шаг в ложном направлении — а у Китая никогда не было ложных целей, Китай сам себе не враг, потому и живут китайцы все лучше и лучше! К концу 88-го, дорогой Иван Михайлович… дорогой мой директор… нефтепродукты и хлопок, цемент и рыба, металл и древесина, минеральные удобрения Ольшанского и кожа — все, что Совмин и Госплан выделяли для насыщения внутреннего рынка Советского Союза, все это поперло за рубеж эшелонами. И прежде всего в Китай, кстати говоря! А разрушив (через коммерческие банки) единую финансовую систему СССР, народ, те же директора, между прочим, стали… не обижайтесь, дорогой Иван Михайлович, из песни слов не выкинешь… стали складывать деньги в кубышку, будто… заранее знали, заранее готовились к акционированию своих предприятий, ждали, короче, именно Гайдара! Январь 89-го — какая скорость, да? — записка Власова, Шенина и Бакланова, страшный документ, я его видел своими глазами: «Обеспеченность сырьем, материалами в автомобильной и легкой промышленности Советского Союза составляет не более 25 %. Строителям на жилье и объекты соцкультбыта приходит лишь 30 % ресурсов. Многие предприятия, по словам министров, т.т. Паничева, Пучина, Давлетовой вот-вот встанут…» А где ресурсы — да? Куда делись ресурсы? Кто знает? Как где? Все знают! Через кооперативы их волокут за рубеж… И обрушился весь внутренний рынок страны. Отменить бы им эту глупость… правильный шаг в ложном направлении… — да? Не отменили. Вот так? Да так! Для меня это загадка… — или Горбачев уже тогда боялся кого-то? Что же делают наш дорогой Совмин, наш дорогой Рыжков, когда внутренний рынок страны — поплыл? Правильно, все у нас как всегда: из закромов Родины Совмин выделяет золото на закупку товаров и продовольствия за границей. Золото рекой плывет за рубеж, продовольствие, наше собственное продовольствие, включая мясо, рыбу и хлеб, повсеместно оформляется теперь как «забугорное»: суда загружаются в портах Таллина или Риги, огибают Европу и приходят в Одессу, где русская пшеница вдруг оказывается (по документам) уже импортной — по цене 120–140 долларов за тонну… Петраков остановился и внимательно посмотрел на молчавшего Чуприянова, — Иван Михайлович не пил, думал, уставившись в стол, о чем-то о своем. — Вот он, 88-й год, — закончил Петраков. — Заводы — действительно встали, причем — по всей стране, хозяйственные связи оборвались, а в ответ тут же появились известные народные фронты, люди вышли на улицу: в Куйбышеве на митинг протеста собралось почти 70 тысяч человек. Чуприянов молчал. На стене тикали старые ходики, вокруг висели фотографии в красивых рамках, в окне истерически билась жирная муха. На дворе — снег, а в окне — муха, вот как это может быть? — Будто… о какой-то другой стране говорите… — протянул Чуприянов. — А мы тут жили-жили… почти ничего не замечали, а в то, что замечали, — не верили… — До полного развала страны оставалось два года, — заключил Петраков. — А Егор Тимурович, значит… теперь и до нас добрался? — вздохнул Чуприянов. — Длинные у вашей Москвы руки… И за Ачинск схватились… Ему очень хотелось поменять тему. — Приватизационный чек — десять тысяч рублей! — откликнулся Петраков. Он быстро приналег на картошку и был, казалось, очень доволен. — Хороший человек, — хмыкнул Чуприянов. — А цифры у него откуда? — Как откуда? С потолка, Иван Михайлович, откуда же еще? Но это не вполне рубли. — Как? — изумился Чуприянов. — Ишь-ты… А что ж… тогда, коль не рубли, можно спросить? — Никто не знает, слушайте… Петраков красиво допил свою рюмку. …Такой стол, конечно, может быть только в России: все либо с огорода, с грядки, либо — из леса. Россия никогда не умрет от голода (на это, видимо, и расчет местной власти, кстати говоря, потому что власть на местах очень быстро сейчас превращается в паханат), ибо главные богатства страны это, конечно, не нефть и газ, а лес, озеро или река. Самое чудесное на русском столе — это моченые яблоки, но никто не знает, как их подавать: то ли как десерт, то ли как закуску. — Рубль есть рубль, — вздохнул Чуприянов, — в России царей не было, Романовых, а рубль — уже был… — слышите, да? Москвичи! Если это не рубль, значит, не пишите… на вашей новой бумажке… что это рубль, че ж людей-то дурить! Приватизационный талон… или… как?.. — …ваучер. У Гайдара человечек есть, — сообщил Петраков, — Володя Лопухин, он и предложил назвать эту счастливую бумажку ваучером; словечко, конечно, непонятное, но грозное… Чуприянов снова разлил «по клюковке». — Ваучер, надо же… Замечательная русская забота — угроза: «Не влезай, убьет!» на английский язык, как известно, не переводится, англичане не понимают, что это значит. Зато мы, русские, понимаем с полуслова… Рыбу кидай, — приказал он Катюше. — И водку в уху, лучше — полстакана, так?.. По голосу чувствовалось: большой начальник. — А водку-то… зачем? — не понял Петраков. Прежде он никогда не слыхал, чтобы в уху добавляли водку. — А еще, ешкин кот, надо обязательно в ведро с ухой опустить березовую головешку. Чтоб наварчик, значит, дымком отдавал, иначе это не уха, это будет рыбный суп!.. Про головешку Петраков тоже слышал впервые. — Надо ж… рецепт какой… — Старорусский, — широко улыбнулся Чуприянов. Вэтой улыбке была такая открытость, что сразу становилось тепло: видно же, искренний человек, русский, без дна. — Там, в ведре, литров шесть водицы, не меньше. |