Книга Нефертити, страница 112 – Мишель Моран

Нахтмин внимательно посмотрел на меня.

— Как только чума минует, Эхнатон узнает об этом.

— Откуда ты знаешь, что она минует?

— Так бывает всегда. Вопрос только в том, скольких Анубис заберет с собой, прежде чем уйдет.

Я содрогнулась.

— Нефертити сказала, что на улицах беспорядки…

Нахтмин пристально взглянул на меня.

— Почему она сказала тебе об этом?

— Потому что я хотела знать. Потому что я никогда не лгала ей, и она знает, что я хотела бы от нее того же. Зря ты не сказал мне.

— Но зачем? Какой в этом толк?

— Представь, как я была бы потрясена, если бы бунтующие ворвались во дворец. Я могла бы не успеть спрятать нашего сына.

— Они не ворвутся во дворец, — убежденно произнес Нахтмин. — Его защищает войско фараона. Солдаты едят ту же пищу, что и мы, и носят те же травы. При всей своей глупости Эхнатон все же не настолько глуп, чтобы рисковать потерять свое войско или нубийских стражников. Нам ничего не грозит. А даже если они и явятся, я защищу тебя.

— А если они явятся вместе с Хоремхебом? — спросила я и по лицу мужа поняла, что он тоже об этом думал.

— Тогда Хоремхеб велит им не трогать тебя.

— Потому что он твой друг?

Нахтмин сжал зубы. Ему не нравилось, в какую сторону ушел наш разговор.

— Да.

— А Нефертити? — спросила я.

Нахтмин не ответил.

Я понизила голос:

— А мои племянницы?

Он снова не ответил. Вместо этого постучал посланец и попросил нас явиться в Зал приемов.

Нахтмин предположил было, что нас опять зовут играть в сенет, но на этот раз дело обстояло иначе. Отец позвал нас, чтобы сообщить, что умерло уже три тысячи египтян.

— Начинайте запасать хлеб в своих комнатах, — сказал он тем, кто собрался в зале. — И воду в сосудах. Чума протянет дольше, чем наши запасы.

Уже выйдя в коридор, отец обернулся и посмотрел на пустые троны и столы из черного дерева. Через час зал заполнится танцовщицами, а Эхнатон велит посланникам играть в сенет.

— Пустая оболочка, — негромко произнес отец. — Они целовали его сандалии, как он и желал, а теперь люди валяются мертвыми у его ног.

Когда в Зал приемов с криком вбежал повар — лицо его было все в бусинках пота, — мы поняли что чума вступила в Приречный дворец.

— Два поваренка больны! — вскричал повар. — На кухнях смерть! Пять крыс и жена пекаря мертвы!

Игроки в сенет остановились, и пальцы арфиста застыли от ужаса при этих словах толстяка.

Он все равно что спустил Анубиса с поводка.

Нахтмин схватил меня за плечо:

— Иди в наши покои. Приведи Хеквет с ее ребенком, потом запри дверь и никому не открывай, пока не услышишь мой голос. Я иду за свежей водой.

Придворные кинулись прочь. Нефертити встретилась со мной взглядом, и я почувствовала, в каком она ужасе от того, что Амарна ускользает из ее рук. Если чума проникла во дворец, это — смертный приговор для всех, кто заперт в нем. Эхнатон поднялся с трона и призвал стражников. Он кричал, что никто не смеет покидать его. Но ширящаяся паника была неостановима. Фараон повернулся к Майе, сидевшему у подножия помоста.

— Останься! — велел он.

Лицо зодчего посерело. Его город, возведенный в честь жизни, превратился теперь в монумент смерти. Посреди паники кто-то отдал приказ отвести детей в детскую. Всех детей младше шестнадцати отправили в самые защищенные покои во дворце.

— Кто будет присматривать за ними? Кто-то должен позаботиться о детях! — крикнул отец.

Но хаос было не перекричать. Ни один стражник не ступил вперед. Затем вперед вышла Тийя, мертвенно-бледная, но спокойная.

— Я присмотрю за детской.

Отец кивнул.

— Прикажи стражникам снова запереть окна, — приказал он Нефертити. — Пусть убивают всякого, кто попытается бежать. Они подвергают наши жизни опасности.

— Да какая разница? — пронзительно вскрикнула какая-то женщина. — Чума уже во дворце!

— На кухне! — огрызнулся отец. — Ее можно сдержать.

Но ему никто не поверил.

— Эй ты! — крикнул Эхнатон, указав на какую-то придворную даму, которая протолкнула своего ребенка сквозь открытое окно и собралась сама последовать за ним. Фараон выхватил у стражника лук и стрелы. — Еще шаг — и ты умрешь!

Женщина посмотрела на себя, на ребенка, сделала движение, собираясь втащить ребенка обратно, — и тут свистнула стрела. Все ахнули, а затем в Зале приемов воцарилось мертвое молчание. Женщина осела на пол, а ребенок закричал. Эхнатон опустил лук.

— Никто не покинет дворец! — выкрикнул фараон.

Он наложил вторую стрелу на тетиву и прицелился в середину молчащей толпы. Нефертити подошла к нему сзади и опустила оружие.

— Никто больше не уходит, — произнесла она.

Люди смотрели на нее круглыми, перепуганными глазами.

Эхнатон подошел к одному из жрецов. Тот рухнул к ногам фараона.

— Всякий, кто откроет окно или подсунет письмо под наружную дверь, отправится на кухню умирать. Стража! — распорядился Эхнатон. — Убейте всех поваров и поварят. Чтобы на кухне не осталось никого живого. Даже кошек.

Он посмотрел на повара, принесшего весть о чуме, и приказал:

— Начните с него.

Стражи поспешили выполнить приказ. Вопящего повара выволокли из Зала приемов прежде, чем он хотя бы успел взмолиться о пощаде. Наша семья дружно посмотрела на Нефертити.

— Все расходитесь по своим комнатам, — распорядилась она. — Тот, кто заметит у себя признаки чумы, пускай возьмет уголек из жаровни и нарисует над дверью Око Гора. Еду будут приносить раз в день.

Увидев одобрительный кивок отца, Нефертити приободрилась и заговорила громче и увереннее:

— Слуги будут брать еду из погребов, не из кухни. И чтобы никто не выходил из своих покоев до того, как дворец освободится от чумы, и еще две недели после этого.

Вперед вышел Панахеси, которому не терпелось очутиться в центре событий.

— Мы должны совершить жертвоприношение! — провозгласил он.

Эхнатон поддержал его:

— Да, пускай под каждой дверью поставят блюдо с мясом и чашу с лучшим вином Амарны!

— Нет! — Я кинулась к помосту. — Нужно повесить на каждую дверь венок из мяты и руты — и ничего больше!

Эхнатон развернулся ко мне.

— Сестра фараона считает, что знает больше, чем верховный жрец Атона?

Нефертити разозлилась: