Онлайн книга «В темном-темном космосе»
Пилот не ответил. – Куда он делся? – озадаченно произнес Барстоу. – Вышел воздухом подышать, – в шутку предположил Дженкинс и захихикал. Барстоу взглянул на часы: ровно полночь, пора проверять реактор. Время для экипажа «Персефоны» утратило значение, однако бортмеханик приноровился делать все строго по расписанию. – Я должен проверить реактор, прямо сейчас, – сказал он. – Ну так пошли, – ответил Дженкинс. – Черт с ним, с Мастерсом. Пускай себе дрыхнет. Они перелетели в кормовой отсек, к реактору. Включили фонарик, который светил заметно слабее, и проверили показания приборов. Но стоило погасить свет, как проснулся Мастерс. – Эй! – позвал он. – Время проверять реактор еще не пришло? – Ты проспал, – ответил Дженкинс. – Как это? Надо было меня разбудить. – Так мы и будили. Я звал, Барстоу звал… Правда, Барстоу? – Все нужно делать по расписанию, – отозвался бортмеханик. И без того методичный, в последние дни он довел свое расписание до полного автоматизма: часы на сон, часы на еду, время на проверку электропроводки, двигателей, запасов еды, кислорода и топлива, крепления баков – все дела он подчинил строгой схеме, которой следовал неуклонно в отчаянной надежде не сойти с ума. – Так нечестно, – не сдавался Мастерс. – Надо было будить настойчивей. – Прости, – пустым голосом произнес Дженкинс, лишь бы Мастерс отстал. Хотелось скорее вернуться в мир грез и фантазий. – Тогда включи свет сейчас, – хрипло потребовал пилот. Его голос эхом разнесся по кораблю. – Батарейки садятся, – пробормотал Дженкинс, уходя в воспоминания о поездке в Сан-Франциско к тетушке Джейн. Та угощала его печеньками с глазировкой и давала поиграть с красным резиновым мячиком. Гм, а какого цвета была глазурь на печенье – зеленая? желтая? – Черт вас дери обоих! – вскричал Мастерс. – У меня прав увидеть свет не меньше, чем у вас. Хочу свою порцию света! Барстоу! Слышишь? – Поговорим, когда у меня начнется перерыв, – бесстрастно ответил бортмеханик. Сейчас, по расписанию, он проверял крепления бака с дыхательной смесью; дальше у него предусмотрен получасовой сон, после него – два часа на проверку заплат в корпусе корабля. Схема – от и до – постоянно, навязчиво маячила у него перед мысленным взором. – Значит, так? – уточнил Мастерс. – Ладно-ладно… Правда, никто не обратил на его последнюю фразу внимания: Дженкинс как раз вспомнил, что печеньки были с зеленой глазурью, а Барстоу нашел крепление бака вполне надежным (собственно, как и всегда). Тем временем внутренний голос стал подсказывать Дженкинсу, что неплохо бы как-то облегчить страдания Мастерса. Но как именно? Что нужно сделать? Штурман не мог себя заставить оторваться от койки. В темноте так спокойно, воспоминания приходят сами собой, поразительно яркие, живые. И чего все суетятся? Мало-помалу штурман перестал обращать внимание на Мастерса. Единственное – пилот все свистел и свистел. Как если бы кто-то тихо и без продыху бормотал над самым ухом у Дженкинса. Впрочем, однажды пилот нарушил привычный ход вещей. – Дженкинс! – заорал он. – Чего тебе? – Я подумал и понял: я имею право на пропущенное включение света. Хочу его прямо сейчас. – И ты все время думал об этом? – сонно переспросил Дженкинс. – Дело было неделю назад! – Да, думал. Я должен увидеть свет. Немедленно. – Возьми себя в руки, – ответил Дженкинс, крепко сжимая в руке цилиндр фонарика. – Свет нужен нам, чтобы… – Отдай фонарик! – завопил Мастерс. – Не дам! – Тогда я сам заберу! Дженкинс вперился в темноту, пытаясь понять, где сейчас Мастерс. По голосу определить положение пилота он не сумел: казалось, его крики доносятся отовсюду. – Барстоу… – позвал Дженкинс. – На помощь! – Прости, не могу, – отозвался бортмеханик. Тьма победила его разум, он окончательно к ней приспособился. Проклятое расписание! Барстоу ни за что от него не отступит. – Припасы, – сказал он. – Их надо проверить. И он улетел выполнять свой идиотский план. – Ты где? – позвал Дженкинс. От страха он вспотел и выставил руки вперед в попытке защититься от нападения из темноты. В этот момент пилот засвистел. Дженкинс завертелся на месте, пытаясь определить, откуда исходит звук. Размахивая руками, сделал обратное сальто… как вдруг его схватили за ногу. – А ну отпусти! – в ужасе закричал он и ударил Мастерса по руке. Отбиться удалось, но Дженкинс потерял фонарик. Не сумел удержать. – Доигрался! – задыхаясь, горько произнес штурман. – Фонарик… Слышно было, как тот маленьким снарядом бьется о стенки, рикошетит, постепенно теряя скорость, от палубы и потолка. Наконец пропали всякие звуки. – Где же он? – спросил Мастерс. – Не знаю, – ответил Дженкинс. – Где угодно. Мы же в полной невесомости, теперь обыскивать придется каждый квадратный сантиметр корабля. А фонарик между тем, наверное, висит у нас перед носом. – Мне нужен свет, – прошептал Мастерс. Ведомый строгим расписанием, в рубку влетел Барстоу. И даже не стал выяснять, что происходит. Мастерс явно переменился. Помогая Дженкинсу искать фонарик, он сперва молчал, зато через некоторое время принялся упорно свистеть, и уже ничто не могло заставить его заткнуться. Фонарик то и дело ускользал, никак не желая попадаться в руки. Один раз Дженкинс задел его пальцами, но схватить не смог. Прошло несколько часов, прежде чем Дженкинс нащупал фонарик у одной из стен и с победным криком схватил его. Он нажал кнопку, однако света не увидел. Лампочка разбилась. Сбежать в мир грез штурман не мог, ибо чувствовал: Мастерс теперь другой, пилот изменился далеко не в лучшую сторону. Он забивался в углы, свистел, словно забыв нормальную речь, и тем пугал Дженкинса. Штурман уже и не помнил, как выглядит пилот; в мыслях Мастерс являлся ему как изможденный желтолицый призрак отмщения. Барстоу разводил суету, подчиняясь придуманному расписанию. Выполнял работу за пятерых, тогда как на борту не нашлось бы чем занять и ребенка. Зато для Дженкинса наступила пора дикого страха. Он думать не думал ни о Марсе, к которому они подлетали, ни о корабле. Он только знал, что за ним идет охота. Штурман не мог сомкнуть глаз, зная: где-то рядом, в темноте, затаился озлобленный, сумасшедший пилот. Кожа зудела, и Дженкинс с минуты на минуту ожидал нападения. – Значит, ты не посветишь мне? – очень тихо произнес Мастерс. – Лампочка разбилась, – ответил Дженкинс, чувствуя, как по коже ползут мурашки. |