
Онлайн книга «Замена»
– Оу, да, есть, – улыбнулась англичанка, опуская голову. – Я прямо-таки чувствую подозрительность некоторых учеников. Я ждала. Мы обе понимали, что речь сейчас не о презервативе, не о неготовых уроках, не о глупых курильщиках. С другой стороны, Мэри просто жизненно необходимы подмостки. – Как ты думаешь, как бы поступил наш новенький cutie boy? – хитро улыбаясь полюбопытствовала Мэри. Я пожала плечами. Эпплвилль думает о чем угодно, только не о работе. Вернее, думать она могла обо всем и сразу, а вот в разговор мешала быт, длинный нос, театральное искусство и еще много чего. Ее очки так похожи на зеркала, в которых отражается фальшивка этого мира… «Меня развозит, – поняла я. – Проклятый симеотонин». – Идем. – Это ведь ты из-за него, да? Чтобы снять подозрения с Куарэ? – Идем. Мэри слегка отстала. Я ее удивила. Фонарь Эпплвилль вырывал из меня длинную тень и клал ее на пол передо мной. Лекарство лекарством, но я и сама себя удивила. Уже хотя бы тем, что приняла это лекарство. * * * <Я рождалась триста двадцать три раза. Восемь раз ела на завтрак оладьи с вишневым джемом. Три раза глотала яд. Меня запирали в тридцать четыре спальни, из шести ванных вытаскивала скорая. Сорок четыре раза теряла девственность, из них восемнадцать раз – сверху. Сорок две «я» любили встречать рассвет. Двое – нет. Меня часто били, реже – избивали, и иногда мне это даже нравилось. Но ни одной мне не нравилось приходить на занятия с невыученными уроками. Начинается отсчет твоего личного маленького человечества, Куарэ. Твоих «я». Отныне – и твоих тоже. Но ты – это всего лишь ты.> Пальцы сами начали, сами и остановились. Мне было легко это писать, было совсем не страшно, мне – было. В кухонном окне занимался серый рассвет, тот, который скорее чувствуешь, угадываешь по движению крови в голове, который беззастенчиво подсматриваешь на часах. Тугая серость сочилась будущим днем, а я нажала «сохранить», закрыла редактор и пошла в кровать. О сне думать не хотелось даже после вторжения в четыре личности, поэтому я завернулась в одеяло и села. Куарэ не получил пока своего оправдания. Я не получила новую цель. Мэри не получила от меня ответ. Бесплодная ночь, бесплодно потраченные часы симеотонина. Да, и еще очень хочется пить. Я во всем достигла только отрицательных результатов, можно подвести итоги. «А». Ангел не повлиял больше ни на кого из лицеистов. «Б». Ангел затаился, выжидая. «В скобках отметим, – подумала я, зарываясь поглубже в одеяло, – что он достаточно сообразителен, если укрылся от хорошего медиума и от проводника». От пункта «Б» веяло паникой. «В». Меня «ведет» от лекарства. Никогда раньше такого не было. Экран на столе погас, и в серой утренней комнате остались только несколько огоньков ожидающих приборов. Светящиеся точки подрагивали, переминаясь на месте, мне до ломоты в кистях хотелось написать еще пару строчек, и я даже знала, о чем. Уроки. Мне предстояли занятия – после бессонной ночи, после убитой боли и убитого сна. Меня ждал шум классов, в гомоне которых можно попытаться взять реванш. Карточки с конспектами лежали на столе, я видела их, словно они светились шуршащим светом. «Кофе, – решила я, разматывая одеяло. – Кофе и линзы». * * * – Что такое роман? Класс выжидательно молчал. Вопрос ушел в пустоту, но это и не страшно. Кто-то переглянулся, кто-то еще толком не вошел в класс – этот кто-то еще там, рядом с теплой кроватью, над тарелкой невкусного завтрака, с глотком обжигающего какао во рту. А кто-то и вовсе занимается посторонними делами. – Юмико, какие романы ты читала? Она быстро поднимается, и даже в этой скорости – вызов. Она знает, что я видела порхание пальцев по сияющему экрану. Я знаю, что она знает это. Бесконечные зеркала педагогической ситуации. – «Аромат» Зюскинда, Витглиц-сенсей. Юмико умна и точна, она выговаривает звук «л» и всю мою фамилию. А еще – обсуждение «Аромата» вызвало бурные обсуждения на уроке. Потревоженной выпускнице не терпится мне досадить. И именно это мне и нужно. Класс уловил бунт. Сейчас светотень перераспределяется, и кто-то займет оборону вокруг меня, кто-то вспомнит прошлый мятежный урок. Кто-то захочет выспаться. – Хорошо, Юмико. Почему ты считаешь, что это роман? Я уже видела ответ – первый, очевидный ответ, который рвался с ее губ – маленьких, тонких губ будущего топ-менеджера. Ей не нужна литература, она просто хочет быть лучшей. Не без оснований, но и не без труда. Как раз поэтому она не унизит себя тем самым очевидным ответом: «Потому что так написано в учебнике». – Это крупное произведение, – сказала Юмико. – Больше, чем повесть… Уже задумчиво – хоть это вижу только я. Все еще с вызовом – и это развлекает всех. Много лидеров, много звезд, много болезненно высоких самооценок. Много зависти. На целую крупную повесть. – Хорошо. «Подземка» – это повесть или роман? Пока Юмико недоверчиво смотрела на меня, в классе произошло еще несколько событий. Главное, конечно, то, что дети начали втягиваться в игру. Утро оживало. Я видела это так же ясно, как спрятанные улыбки, как ощущение сокровенной мысли, о которой мечтают многие и многие: «Учитель ошиблась». – Мисс Витглиц, Мураками написал рассказ с таким названием. Это Стивен. И он, пожалуй, не со зла, он искренне меня исправляет, но это крепкий удар по плотине. – Все верно. Рассказ. Тот самый, который меньше, чем повесть. Та самая, которая меньше, чем роман. Ощущаете? Они ощущали, а мне было немного неловко за маленькое невинное reductio ad absurdum [4] . – «Пинбол-1973» – это роман по отношению к «Слушай песню ветра». Напомните мне, что из пары «Игра в бисер» и «Парфюмер» будет считаться романом? Объем не имеет точки отчета, говорила я, обводя взглядом класс. Объем не играет роли даже для помещения, потому что человек, запертый во дворце, и человек, запертый в карцере – это два узника. Я много чего говорила, тщательно следя за речью: симеотонин дурачил меня. «Помни о своей синестезии». И я помнила. – Вы не придете к пониманию романа, считая килобайты. Разбить их. Сломать. Выпускники – это гордецы, и работать с ними нужно будто впервые, нужно докопаться до самого дна, не полагаясь на уверенность: я тебя знаю – ты меня знаешь. Меня «ведет» симеотонин, мне хорошо и обманчиво без боли, и тикают часы, обозначая, что еще минута прошла зря. |