Онлайн книга «Вождь из сумерек»
|
– На мне, как на собаке… – В смысле, как на волке? – Один хрен! Подошел к перекладине, подпрыгнул, подтянулся несколько раз, ушел на свечку, несколько раз прокрутил «солнце». Соскок… И согнулся, чуть не охнув от боли. С трудом выпрямился, ловя на себе участливые и в то же время восторженные взгляды. «Наболтали, поди-ка, сорок бочек арестантов», – подумал и глухо спросил: – Как полон? – Очистили все, что можно очистить. Но расселили. Груздень всех мужиков отправил валить лес. Ты бы, Стас, полежал еще. Рано поднялся. – А ты ко мне в сиделки записался? – Да будет тебе хорохориться. – Ладно, считай, что уговорил. Прошел день. Другой… На седьмой или восьмой день в детинец прискакал Плетень на загнанной лошади. Едва он выпрыгнул из седла, у лошади подогнулись задние ноги, она осела на зад и, захрипев, повалилась на бок. – Погубил коня! – заорал на него Груздень. – Его сейчас даже в котел не пустишь. Потом с ног свалит, – поддержал десятника Войтик, оценивая все по старой поварской привычке. – Командир! Где командир? – не обращая на него никакого внимания, закричал он. – Зачем кричишь? Не в лесу, – к парню подошел Алексей. На крыльце появился Стас. – Плетень? – почти не удивившись, спросил он. – Говори. Я слушаю. – Командир, Пивня в яму бросили. А вместе с ним Мина и Третьяк. А я уйти успел! – Груздень, Войтик, Хмурый! По коням! Алексей, ты на хозяйстве! – Стас… – попробовал возразить Леха. – Я все сказал! – не терпящим возражений голосом отрезал Стас. – Крепость закрыть. Даже если сам Господь Бог будет у ворот стоять. И три десятка всадников на широком галопе вынеслись из ворот. Спустя трое суток с дозорных башен княж-города Соколеня заметили, как к воротам во весь мах приближается группа странно одетых всадников. – Кто такие? И по какому такому делу по вечерней поре? – крикнул дозорный, свесившись со стены. – Родовой вождь Станислав Волков с дружиной, – начальственным, хорошо поставленным голосом, негромко, но так, что услышали все, ответил передний. – Не велено! Стас чуть слышно скомандовал. – Закрыть бойницы! Хмурый! Ворота! Не успел дозорный удивиться, как в бойницы с непостижимой быстротой посыпались стрелы. От группы отделился десяток и на просторном галопе понесся к стене. Метнулись на стену кошки. На полном скаку, прыгнули прямо из седел вои и рванулись вверх по отвесной стене, как по ровному полю. Распахнулись дубовые, окованные медью, ворота. – Хмурый! Стены твои! Хруст, волхва с ребятами ко мне. Живо! Негромкая команда и понятливый Хруст исчез в тесном проулке. Распугивая редких по вечернему времени прохожих, приводя в бешенство свирепых цепных псов, понеслись к заметному со всех концов города коняжескому терему. Влетел верхом на красное крыльцо. – Куда прешь, неук! Стража загородила дорогу бердышами. Молниеносное, незаметное для глаза движение – и оба скрючились от боли, переломившись пополам. – Толян! Сменить… Пальцем в одну сторону, в другую. – Груздень! Десятнику дважды повторять не надо. Метнулись по гульбищу вокруг терема и ни звука. Сам в палату. В палате, несмотря на вечернее время, от народа тесно. Сидят на лавках вдоль стен. Преют. От богатых шуб и воинской сбруи пар валит. – Здрав будь, конязь. Уперся в цветисто выложенный пол ногами и по армейской привычке ладонь к виску. – Кто таков? Кто пустил в таком непотребстве? – Родовой вождь Станислав Волков. А это мои волчата. За спиной Войтик бесстыже зубы скалит. Не волчонок, зверь матерый! – Почему шапку не ломишь? Без поклона почему? Конязь примерно того же возраста, что и он сам. Но привык, судя по всему, к спокойной жизни, раболепию и лести. – Шапки, как видишь, нет на мне. А поклоны? Поклоны только Богу, – ответил спокойно, веско вдалбливая каждое слово. – Князь и господин перед тобой! – конязь с резного креслица привстал, чуть слюной не брызжет от негодования, лицо дурной кровью налилось. – Ну, какой же ты господин мне? – с насмешкой глядя в глаза конязю, ответил Стас. – Я вождь по праву крови, а ты наверняка из приглашенных, за кусок хлеба сидишь в этом креслице. С лавок гости князя повскакивали, от негодования, кричат, слюной брызжут, кулаками размахивают. Конязь тоже подскочил! – В железа! В железа их! – О как! – удивился Стас. – Веселин! Войтик! Позабавим конязя! И словно исчезли, растаяли на глазах бесстыжие хари. Только вожак их стоит посреди палаты, скрестив на груди руки, да ухмыляется подлой ухмылкой. Да юнец голомордый скачет по-козлиному и кувыркается, как скоморох уличный. Оттолкнулся обеими ногами, перевернулся через голову в воздухе. И вот уже стоит за княжеским креслицем. И нож у горла держит, прижав дерзкой рукой коняжескую голову к высокой спинке кресла. – Ай-ай-ай, конязь, – попенял ему с укоризной этот, совсем невзрачный и невесть откуда взявшийся, разбойник. – Большой вырос, а гостей встречать не научился. Ну, да ладно. Пошутили и хватит. – Дружина! – все еще мало, что понимая, прохрипел конязь. – Мне твоя дружина – на один кутий зубок. Терем мой, конязь. И город мой. На стенах мои люди, – Стас поднял руку и, пробив слюдяное оконце, в спинку кресла воткнулась стрела. – Веселин, мальчик мой, если он еще слово мне поперек характера скажет, перережь ему горло. Этого добра сейчас в каждом углу стоит по десятку. Никак не меньше. – А может, прямо сейчас, командир? – озабоченно спросил Веселин. – Он конязь уросливый… Стас отрицательно покачал головой. – Повременим. Волхва подождем, – и зыркнул гневным оком: – И моли, конязь, Бога, чтобы живыми были мои ребята. Я и за меньшую обиду от городов, не чета твоему, и пепла не оставлял! Дернулся с лавки немолодой уже, суровый дружинник. – Не здесь, так в поле догоним всей дружиной. На копье возьмем. Сверкнули две искорки и два ножа, чавкнув у головы, впились в стену на пол лезвия. Когда успел выдернуть он их из ножен, когда успел взмахнуть рукой? – Сидеть! – Мокро под ним, вождь! – разъяснил Войтик. |