Книга Калигула, страница 17 – Зигфрид Обермайер

Он устроил так, что Тразиллий совершил вместе с ним небольшую прогулку. Калигула похвалил бодрый вид восьмидесятилетнего астролога и как бы невзначай спросил:

— Что же стало со старыми друзьями моего дяди? Мне очень не хватает Вескулария Флакка и Юлия Мариния, да и Кокцея Нерву я не встретил. Императора я не хотел бы спрашивать, ты же понимаешь…

Он замолчал в ожидании. Старый Тразиллий погладил свою белоснежную бороду и сказал:

— Ты правильно сделал, Гай, о них действительно лучше не спрашивать, прежде всего о первых двух. Флакка и Мариния казнили за государственную измену. Избавь меня от необходимости рассказывать подробности. А Нерва сам решил уйти из жизни. Он лег в постель и не ел и не пил, пока не умер. Его мне особенно не хватает… Император выразил тогда сожаление.

— Но почему? — спросил Калигула. — Почему он это сделал? Его подозревали или он был осужден? А может, ожидал судебного разбирательства?

Тразиллий отрицательно покачал головой.

— Ничего подобного. Император ценил Нерву как никого другого. Однако он называл причину добровольной смерти каждому, кто навещал, его в последние дни. Ею была скорбь — скорбь о стране, о тех невиновных мужчинах и женщинах, у которых Сеян отнял жизнь, и о старых друзьях, которых Тиберий знал еще с Родоса, как и меня.

— Но ты же жив… — вырвалось у Калигулы.

— Да, Гай, я еще жив и могу сказать тебе, почему — об этом знают многие. Два года назад Тиберий решил казнить и меня из-за ничтожного проступка. Не то я оклеветал его, не то высмеял — откуда мне знать. Чтобы попасть в руки палача, многого не требуется. Но поскольку император ценит меня как астролога, он захотел еще раз проверить мое искусство и попросил посмотреть его и мой гороскопы для предсказания ближайших событий. Я сделал это и печально сказал: «Ах, господин мой, мы оба в большой опасности» — «Мы оба?» — удивленно спросил император, и я ответил: «Да, потому что линии наших судеб, как я сегодня увидел, переплетены странным образом. Если умру я, и ты окажешься в беде. Я не могу выразить, как глубоко опечален тем, что звезды связывают мое несчастье с твоим».

Тразиллий замолчал, и Калигула задумался о том, сказал этот старый лис правду или это ловушка.

— И с вами обоими ничего тогда не случилось?

— Как видишь, — проговорил Тразиллий и чуть заметно улыбнулся.

Калигула восхитился изобретательностью старика: хитрость и изворотливость в людях всегда его впечатляли.

— Ты не скажешь мне, конечно, правду по понятным причинам, но я все же спрошу: ты действительно прочитал этот прогноз в гороскопе или просто хотел остаться в живых?

Тразиллий приложил палец к кончику носа.

— Что-то такое было в расположении звезд, но главное в астрологии — правильное объяснение.

— И тут ты мастер, дорогой Тразиллий, это признают все.

Калигула пришел к выводу, что и на Капри он не в безопасности, но это было меньшим из двух зол. В Риме он безусловно оказался жертвой Сеяна, и даже если бы пережил его, то не желал становиться преемником второго человека в государстве! Только первого! Вся власть исходила отсюда, с этого маленького острова, а значит, чтобы выжить, надо было остаться здесь.

Калигула чувствовал, что император иногда словно экзаменовав его. Задавал какой-нибудь безобидный вопрос, ответ на который слушал так рассеянно, будто он его и не интересовал, но Калигула ощущал кожей, что Тиберий замечал мельчайшие детали и ничего не забывал.

Следующим экзаменом должно было, вероятно, стать посвящение внука в его развратные игры. Тиберий продемонстрировал ему своих «гвардейцев» — молодежь для развлечений — и проявил при этом все свое старческое бесстыдство, будто рядом не было свидетелей.

В бассейн он взял с собой двух восьмилетних мальчиков, играл и плескался с ними, как с внуками. Калигула невольно рассмеялся и спросил, нельзя ли и ему принять участие.

— Подожди немного, Калигула, игра еще не закончена — возможно, она тебе совсем не понравится.

Он подал мальчикам знак и остановился в воде, широко расставив ноги. Они проплывали между его тощих бедер, касаясь при этом играючи его фаллоса, поглаживали его и нежно потирали, пока он не начал увеличиваться в размерах.

— Теперь твоя очередь, Фавн! Иди-ка сюда!

Немного полноватый, но очень красивый юноша подплыл, улыбнулся императору и схватил ртом, как рыба, его член. Изуродованное сыпью лицо Тиберия обратилось к Калигуле.

— Видишь, дорогой внук? Ох… о!.. Как хорошо! Да, продолжай, Фавн, работай своим ленивым ртом, не стесняйся, моя рыбка, мой кругленький поросенок…

При этом он не спускал с Калигулы глаз. Когда эти бесстыдные игрища закончились и мальчики ушли, раб принялся растирать его простыней.

— Как тебе понравилось?

Лицо Калигулы было неподвижно. Он кивнул.

— Интересная игра, и мне тоже могла бы доставить удовольствие. Пригласи меня в следующий раз, Август. Я всегда готов поучиться чему-нибудь новому.

— Тут нечему учиться, Гай, надо только пошире расставлять ноги. Если бы сенаторы могли меня видеть…

Калигула улыбнулся.

— Они тоже играют в свои игры. Каждый ищет удовольствия там, где находил. Чем может повредить Римской империи то, что ее император приятно проводит время? Тот, кто делает это, удовлетворен, а удовлетворенный правитель — благословение для всей страны.

— Меня радует, что ты так думаешь.

Калигула удивленно покачал головой.

— Разве можно думать по-другому?

— Всегда найдутся люди, которые с удовольствием бы поиграли в те же игры, но слишком трусливы для этого.

— Тем хуже для них, — сказал Калигула и понял, что выдержал очередную проверку.

Через несколько дней из Рима прибыл Квит Суторий Макрон, префект личной охраны Тиберия. Он был еще совсем юным и пользовался полным доверием императора. Калигула знал это и поэтому обращался с ним с особым уважением. Тиберий велел внуку явиться для разговора.

— Послушай, Калигула, что сообщает Макрон. Тебя это должно заинтересовать. Префект Сеян подготавливает государственный мятеж, чему есть прямые доказательства.

— Он не занимается на протяжении многих лет ничем другим, — заметил Калигула.

Император согласился.

— К сожалению, это так. Я жестоко ошибся в нем. Но довольно об этом, нам надо сейчас же начинать действовать. Возьми лучших людей, Макрон, и завтра же плыви в Рим. Я дам тебе подписанную моей рукой бумагу на арест Сеяна. Другую я передам сенаторам, чтобы поставить их в известность. Могут преторианцы поднять мятеж?

— Я позабочусь, о том, чтобы этого не произошло, император. Сеяна мы арестуем ночью, и весь Рим на следующий день будет поставлен перед свершившимся фактом.