
Онлайн книга «Секира и меч»
Тит уперся рукой ему в грудь: — Стой, молодец. Что несешь? — и стражник кивнул на суму. Глеб улыбнулся: — Я? А улыбнулся Глеб так открыто и светло, так дружески, что стражник не мог не улыбнуться в ответ. — Ты, ты, родной!.. Глеб протянул ему суму: — Здесь голова… — Что еще за голова? — усмехнулся Тит. Глеб все еще протягивал суму: — Голова. Усекновенная… — Крестителя Иоанна? — пошутил Тит. Глеб кивнул: — Для царя Ирода!.. Тит хлопнул Глеба по плечу и засмеялся: — Веселый ты человек! Выдумчивый. Люблю таких, — и стражник указал на суму. — Масло, должно быть, несешь?.. — Масло несу, — пожал плечами Глеб. — Проходи, родной! Не задерживай, — Тит подтолкнул Глеба к воротам, а коня его хлопнул рукой по крупу; потом повернулся к башне и крикнул: — Это хороший человек, веселый — шутить любит. С башни не ответили. Войдя в город, Глеб опять взобрался на коня, медленно поехал по улицам. Глеб направлялся ко двору старого князя Владимира. Копыта коня мерно постукивали о деревянную мостовую. Главная улица поднималась вверх. Там, на горе, стояли и хоромы княжеские, и красовался над Десною большой Спасский собор. Проезжая мимо собора, Глеб придержал коня и перекрестился. До этих пор он всего-то крестился раза два или три, ибо чувствовал себя больше язычником, чем христианином. А теперь в душе, в сердце Глеба что-то переменилось. Быть может, перемены начались в тот день, когда Глеб заговорил с паломниками, или когда он увидел, как крестится Анна, или когда он воздвиг простенький крест на ее могиле, а может, после вчерашнего дня, после того кровопролития, что Глеб учинил в каменном доме князя Мстислава… Проехав еще немного, Глеб стукнул кулаком в ворота, за которыми простирался широкий Владимиров двор. И ожидал Глеб, не сходя с коня. Ворота скоро приоткрылись, выглянул страж — был он при шлеме и при дорогой кольчуге. Ощупал Глеба неприязненным колючим взглядом: — Что тебе, молодец? Глеб протянул ему суму: — Передай старому Владимиру. Стражник принял суму, взвесил ее в руке, спросил: — Что тут? — Князь знает. Скажи: из Гривны… — Из Гривны? — страж сделал радостное лицо. — Значит, от Мстислава. — От него, — усмехнулся Глеб. Но страж не заметил этой едкой усмешки, открыл ворота пошире, пригласил: — Зайдешь на кухню, мил человек? Покормим… Глеб покачал головой: — Нет, тороплюсь. И, развернув коня, направил его под гору. Старый Владимир принимал у себя гостя — богатого купца-латинянина. После обильной трапезы они, уединившись в любимом покое князя, заваленном книгами и свитками, беседовали о том о сем. В толмаче не нуждались, ибо Владимир, будучи искусным опытным воином, был еще и весьма премудр — искушен во многих науках и языках. И язык этого латинянина, как и шесть или семь иных языков, знал в достаточной мере, чтоб легко изъясняться на нем, — чем немало удивлял самого латинянина. Князь расспрашивал гостя о его делах. А тот — тоже человек немолодой, опытный — о своих делах умалчивал, он все больше рассказывал о далеких западных странах. — Неспокойные настали времена, — говорил латинянин. — А в неспокойные времена — как в мутной воде. Хищной рыбе — легкая добыча. А всякой мелочи отовсюду можно ждать смерть… — Да, да, — соглашался Владимир. — Это верные слова! У нас в княжествах тоже полно смутьянов, ищущих легкой добычи. Многие видят цель жизни в престоле, а не в пути к нему. Я думаю, они ошибаются, ибо за целью не видят самой жизни… — Поистине мудрые слова, — соглашался латинянин. — Я рад, что имею такого друга, из которого можно черпнуть мудрости. Мудрость из книг хороша, но она суха и как бы безвкусна. Совсем другое дело слышать мудрость из живых уст… Князь со скромностью выслушал эти приятные слова. Потом напомнил: — Но мы говорили о Папе Урбане… — Да, государь!.. В Клермоне на церковном соборе Папа призвал всех благочестивых христиан — от королей до простолюдинов — отправиться в Святую землю. Призвал силой оружия спасать от неверных Гроб Господень. И обещал всем, кто отправится в поход, отпущение грехов и мирские блага, обещал простить им все долги… Князь кивнул: — И клич его услышали. — О да! Говорят, желающих отправиться в поход было тысячи и тысячи. Они тут же в Клермоне дали обет… Какому-то счастливцу Папа сам нашил на одежду шелковый крест. И по этому примеру все стали нашивать на себя кресты: и благородные люди, и голытьба. Они шумели и праздновали несколько дней. Они стали называть себя крестоносцами… — Крестоносцы… — задумчиво произнес князь, будто пробуя это слово на вкус. — Не очень подходящее название для такого грозного явления. Ведь это Христос нес крест на Голгофу. Христос страдал… — Да, государь!.. Но молва есть молва. Ее не перешибешь. И не всегда можно объяснить простолюдину… Здесь послышался стук в дверь, и латинянин замолчал. В покой заглянул слуга: — Господин, к вам гонец… — Пусть подождет, — велел Владимир. — Но он уехал уже. Оставил суму… — Что за сума? — Владимир досадовал, что мешают такому интересному разговору. — Не знаем, господин. Сума и есть сума. Крепко завязана. Гонец сказал, из Гривны… Лицо князя прояснилось: — Из Гривны, говоришь!.. Тогда я знаю, что там… Хорошо! Бросьте пока в угол в прихожей. Я после посмотрю… Когда дверь за слугой закрылась, Владимир повернулся к латинянину: — Нам помешал этот олух. Гость вежливо осведомился: — Может, наш разговор отложить? Может, этот человек сказал что-то важное? И у государя дела?.. Владимир улыбнулся: — Нет-нет, мой друг! Этот человек — слуга. Он только что сообщил мне, что одним смутьяном в моих владениях стало меньше. — Это хорошо! — улыбнулся в ответ гость. Владимир напомнил: — Мы говорили о крестоносцах… Что было потом, после собора в Клермоне? — Они двинулись в путь… — латинянин кончиками пальцев потер седые виски. — Они продали все свое имущество, купили оружие и доспехи и пошли за монахом Петром Пустынником на восток. Говорят, что многие пошли в поход с семьями — с малыми, с грудными детьми… Трудно сказать, на что они надеются. Они, как видно, полагают, что Святая земля простирается за соседней их дому горой, а город Иерусалим — в пяти-шести днях пути… |