Онлайн книга «Путь слез»
|
Висконти также нуждаются в дружбе с Миланом и Лигой, хотя последние и ломбардцы. По моему мнению, произойдут две вещи. Первая – дабы избежать подозрений, семейство Висконти пересмотрит свои обвинения в сторону рода Верди. Вторая – как только ломбардцы и Церковь оставят семью Маласпина, этот род ослабеет и станет уязвимым. Висконти больше не придется вас обвинять. Напротив, они наверняка придут с миром и обратятся к папскому суду за возмездием над Маласпина. Баттифолле заревел и снова громыхнул кулаками по столу. – Мы будем отмщены. Ха-ха! Постойте, падре, мы ведь сами можем собрать союзников и напасть на Маласпина. Они заслужили хорошую трепку: сколько раз нападали на наши торговые пути, посягали на наши земли, а все это время мы терпели их. Генуэзцы потеряют доверие к прошлой связи с Миланом. Без поддержки они падут к нам в руки, как спелые груши, а затем, Бог свидетель, Висконти на коленях будут просить у нас прощенья! Громогласная речь лорда перекрыла все разговоры в зале. Священник, казалось, подстрекал новое побоище. Рыцари обеих семей встали со скамей и принялись колотить по столу кружками. – Война, война, война! – скандировали они. – Morte, morte, morte! Петер закрыл глаза и вздохнул: «Болваны. Вам бы только мечами махать. Когда же вы уразумеете…» Гостанзо протянул руки, словно желал обнять весь зал. – Grazie, отважные воины, – поблагодарил он. – Никому другому не выпала честь вести на битву столь отличных солдат. Падре, а вы и впрямь мудры под стать своей седой голове. Дочь, Лючия, сядь подле меня. А ты, менестрель, спой нам веселую песню, и пусть вино течет рекой! Бенедетто обрадовался, что настроение господина переменилось, и снова вспрыгнул на постамент. Он отвесил синьору поклон. – А теперь, мой господин, будем петь! Менестрель заливался смехом и ударял по струнам лютни, задорно скача по столу: Что исцеляет горе? Что изгоняет грусть? Что освящает тайну И что – услада уст? Что равно зло и благо? Что хвастовству виной? Что движет господином И что его слугой? Честь имени пятнает, Собою же – мирит. Что льется так отрадно, Что не с чем и сравнить? Он откинул голову и тихо, почти шепотом пропел: Во сто крат лучше пива! Оно нас всех бодрит, Не сомневайсь – то диво — Вино! – Не грех и пить! Толпа восклицала и радостно шумела, умоляя его петь снова и снова… и снова. А менестрель тому и рад: прыгал со стола на стол, увертываясь от добродушных пинков и летящих яблок. Ликованье перевалило далеко за полночь. Опьяневшие рыцари резвились между столами и носились друг за другом, как мальчишки, подставляли подножки, падали и летели кувырком. Но вскоре игривость и озорство стали весьма небезопасными: они принялись размахивать мечами, и но всему залу стали летать копья, вонзаясь в деревянные колонны позади синьора. Петер вовремя решил увести детей, завороженных буйством недавних героев, подальше, на улицу. – Но, Петер, – упрямился Отто, – там весело! – Петер, Петер, – канючил Хайнц. – Можно нам… – За мной, – раздраженно прикрикнул старик. – Идите за мной. Дети разочарованно уселись вдоль стены темного коридора. Вил держался поодаль ото всех. Когда им наскучило хныкать и жаловаться, они взахлеб увлеклись рассказами и небылицами, смеялись и тузили друг дружку, пока где-то около рассвета не задремали, сытые и довольные, в чадящем свете факела. * * * По заутрени Петер растолкал вялых крестоносцев и повел их по разгромленному залу, где вповалку спали рыцари, на улицу. Они осторожно прошли мимо рычащих псов и окунулись в утренний туман, окутавший весь двор. Все было аккуратно прибрано и вычищено к новому дню, и уже начали прибывать телеги со свежим тростником для крыш и бревнами для починки стен. Мастеровые были в духе, однако из-за приглушенных стонов, доносящихся из лазарета, не было слышно ни песен, ни громкого смеха. – Идемте, агнцы мои, нам пора в путь. Славный Вил поведет нас на юг. Неожиданно прозрачный воздух огласился знакомым голосом синьора Гостанзо: он вышел на балкон своей опочивальни и потирал опухшие глаза. – Прощайте, отважные пилигримы. Да пребудет милость Божья на вас и вашем Святом Походе. Дети взглянули наверх и помахали улыбающемуся лорду. Даже малейшим жестом внимания господин оказал бы им честь, а уж теплые слова куда как вдохновляли! Затем во дворе появился усталый Себастьяни, который усиленно тянул за собой упрямого мула. В свою очередь мул сгибался под тяжестью огромных корзин, груженых хлебом, мясом, фруктами и крупами. – Мой добрый друг, – выговорил Себастьяни, приблизившись к Петеру, – я несу дары от моего хозяина в знак признательности за твою отвагу и мудрость. А тебе, кроха-менестрель, он преподносит своего лучшего вина. Принимая из рук стражника драгоценный подарок, Бенедетто улыбнулся от уха до уха. Он низко поклонился. – Передай твоему милостивому господину благодарность от меня, его смиренного слуги. – Смиренного? Ну-ну! – усмехнулся Себастьяни. – Дети, облегчите ношу этой несчастной твари, и да пребудет с вами Господь. Л тебе я желаю всего доброго, – обнял он Петера. – Да хранят тебя небеса, – ответил Петер. – Где тот златовласый парнишка? Его, кажись, Вилом зовут? – Вон он там. Страдает, бедняга. Себастьяни подошел к Билу и внимательно на него посмотрел. – Утро доброе, юноша, – сказал он. – Позволь мне, старому вояке, заметить, что однажды ты станешь хорошим солдатом. Вил ковырнул землю носком ботинка. Ему хотелось одного: чтобы его оставили в покое. – Нечасто я встречал подобный огонь в глазах, – продолжал Себастьяни и подошел ближе. Вил медленно поднял на него глаза. – Я всегда страшусь в битве, мой храбрый друг. Благодаря страху я еще жив. Благодаря страху и моим товарищам. Я бы не пережил и первой битвы, кабы не зоркие глаза, да быстрые руки собратьев по оружию. Никто не бьется на войне в одиночку, ragazzo, – с чувством добавил он, никто. Вил неловко переступил с ноги на ногу и с любопытством взглянул на Себастьяни. – Я думал, ты не говоришь на нашем языке. – Хм, я никогда не выкладываю нее сразу, – подмигнул солдат. – Маленькая уловка старого вояки. Мужчина потрепал юношу по мыльным, светлым волосам и твердой рукой хлопнул по спине. Вил слабо улыбнулся и кивнул. |