Онлайн книга «Сибирская Вандея»
|
– Почему не являлся ко мне? – Спокойней, спокойней, комиссар! Отпусти охранников. Гошка посмотрел на двери: – Идите, ребята, найдите Толоконского и ждите меня в бараке. Я скоро приду. Когда захлопнулась наружная дверь землянки, Гошка не выдержал: – Надежду Седых убили!.. Понимаешь, Надежду Валерьяновну!.. Я труп нашел. Тут вскочил Пономарев: – Надю убили?!. Врешь?… – Труп нашел, говорю!.. Пономарев рывком стал надевать китель, шинель… – Едем!.. Тут твоего Толоконского хватит. Едем тризну править по Надюше!.. – Куда? – В Кривощеково. Ты не знаешь, главное – там… Приказывай запрягать, а я сейчас, в сарай татарский сбегаю. Он принес круглую гранату «лимонку» и заложил капсюль. – Едем, комиссар, едем!.. Была ночная темь в селе Кривощеково, был бомбовый гром в окно того домика, где финансировался бравый есаул Самсонов, и крики: – Сдавайся, сволочь! И револьверные сполохи с двух сторон… А в затоне инженер Пономарев, налив себе и Гошке по стакану спирту, сказал: – Хорошо, что мы с тобой, комиссар, нашли друг друга, и характеры у нас – одинаковые, а татарочку твою еще утром, вместе с папочкой, вызвали в город, в Губчека. И я думаю – осиротели мы с тобой, матрос… Выпьем, что ли, а то засну. Но выпить не удалось: в землянку вошли Новицкий с Матвеевым. – Обоим – сдать оружие!.. Матвеев, веди их к подводе. В городе доложи председателю и – в подвал негодяев, на Коллегию, за самоуправство и срыв агентурной разработки!.. По дороге Матвеев сказал: – Страсть озлился начсоч!.. Лучше винитесь с места в кальер, а то и впрямь могут шлепнуть!.. Мстители пригорюнились. Но Прецикс заменил Коллегию двадцатисуточным арестом. – Отбывать будете по частям. Сейчас первая порция – семь дней… Времени нет, контра одолела совсем, а то я бы вас, голубчики, и верно – на Коллегию!.. Через две недели вторую порцию – пять суток… Посади их в «советскую», – сказал Прецикс дежкому, – и выдай две ложки, но еды только одну порцию давай. А то зажирели, махновцы!.. Добыча, обнаруженная в кривощековском домике, была обильной. Новицкий, воротясь в город, доложил председателю: – Склад винтовок в Кривощеково – сорок пять штук, два «максима» и патронов – гибель. И деньги, золото. Председатель позвал коменданта: – Скажи тем нашим субчикам, что сидят в «советской», мол, я им полсрока скостил. На глухой Переселенческой улице некий человек в рваном тулупишке повстречался с «Иваном Грозным» и пошел с ним рядом. – Хозяюшку большевистской конспиративки умиротворили, – сказал человек в тулупе, – начальник «опричнины». – Царствие небесное, во блаженном успении вечный покой!.. Не шумно сотворили? – Отнюдь. Купель. Но есть очень плохие вести… Чекачи взбесились: разгромили кривощековскую явку. Убиты «седьмой», «тринадцатый», «пятый» и мадам Фитингоф. – Ишь ты! Дознались! Что еще? – его лицо побагровело. – Чека разгромила какую-то группу, тоже работавшую с листовками. Чужие. Одного из арестованных – в тюрьму, а потом не на Коллегию, а в гражданский трибунал. Будет жить, следовательно. «Иван Грозный» встал как вкопанный: – Ты не оговорился? – Никак нет. Я же вам докладываю: очень неприятное… – Почему же его не ликвидировали? Даром боевка хлеб жрет! Бабенку смогли, а того – недосуг?!. Ступай, скажи доктору: его сектор обгадился! Шаг у «Ивана Грозного» сразу прибавился. Он выпрямился и шел по плахам деревянного тротуара, гулко стуча посохом. «Ну, коли так, дам и я вам, совдепские, праздничка!» У Дяди Вани был повод освирепеть: вторая антисоветская группа, которую выявили чекисты, была не автономной, а тщательно изолированным резервным филиалом эсеровского Центра, о котором даже самые близкие из окружения Дяди Вани не знали. Но Дядя Ваня прекрасно знал, что если Чека помиловала кого-то – значит, было за что. Дома он стукнул посохом об пол – трижды. Из подполья появилась труженица Юлия. – Поедешь в Барнаул, – заявил он. – Вот тебе пропуск. А на пристани доктор Андрей Иванович передаст чемодан и все расскажет. Поезжай с богом, деточка. Пароход «Братья Плотниковы» отвалил от баржи, служившей дебаркадером. Доктор Андрей Иванович прощально помахал фуражкой, и к Юлии Михайловне подошел капитан Артамонов. Он предложил даме пройти в каюту. Достал бутылку коньяку, налил себе и пассажирке по стопочке. Выпив свою, прикрыл стаканчик продырявленной серебряной монетой с ликом двух царей. Спросил, прищурясь: – А нет ли у вас такого же рубля с дырочкой? Юлия Михайловна порылась в чемоданчике, достала портмоне, извлекла точно такой же рублевик и, слегка покраснев, спросила: – Вам для какой цели, капитан? – Нумизматикой занимаюсь, – Артамонов расхохотался. Спрятал бутылку и широким жестом обвел крохотную служебную капитанскую каюту буксирного парохода. – Располагайтесь, барышня! Вот ключ, а я уже переселился к помощнику… Ужин скоро принесут, уборная в конце коридора, душевая там же, если пожелаете. Имею честь!.. Дверь каюты щелкнула, и Юлия Михайловна осталась одна. Перечитала свой командировочный мандат: «Товарищ Филатова по распоряжению Совета Труда и Обороны направляется Томским управлением Сибопса в Барнаульское Районное управление водного транспорта (Рупвод) для проведения учета всех паровых, моторных и несамоходных судов Обь-Иртышского бассейна. Тов. Филатова пользуется правом занятия кают первого класса на всех без исключения пароходах бассейна. Всем капитанам и прочим должностным лицам предлагается безоговорочно исполнять указания тов. Филатовой. Неисполнение будет рассматриваться как саботаж, виновные подлежат ответственности перед Ревтрибуналом…» Подписали двое: начальник Сибопса и комиссар. Бумажка – подлинная, самая настоящая… «Саботаж карается Ревтрибуналом…» Юлия Михайловна задумалась. Да, Чека сильна, но и подполье, пожалуй, не слабее… Ох, как подумаешь, что кто-то следит за каждым твоим шагом, опять сердце леденит проклятый страх! В каюту принесли ужин в ресторанных судках, хороший, совсем довоенный ужин, но Юлия Михайловна есть не могла и вышла на палубу. Там было по-весеннему холодно, река несла тяжелые серо-свинцовые волны, и пароходные колеса шлепали по ним с какой-то тупой деловитостью. Речная весна только с берега в ледолом – радостна, а на волне да на ветру – ну ее к богу, сибирскую речную весну!.. |