Книга Я жду тебя, страница 83 – Рангея Рагхав

— Что случилось? — спросила его Каджри.

— Ничего. — И тут же позвал ее: — Каджри! Она не англичанка, она — тхакурани! Ты поняла, что я сказал?

— Тхакурани?!

— Не англичанка она, а тхакурани!!!

Эти слова гулким эхом отозвались у Каджри в ушах.

— С чего ты взял? — недоверчиво спросила она.

— Разве я сам не понимаю?

— Ты говорил с ней?

— Да!

— О чем?

— Она говорила, что разыщет сокровищницу.

— Но ведь об этом она узнала только из твоих слов! — рассмеялась Каджри.

— Пусть так, но она же сама призналась…

— Что она тхакурани? Как это может быть?

В голосе Каджри звучала насмешка, которая больно задела Сукхрама. Но он ничего не сказал, только бросил на Каджри взгляд, умолявший о сочувствии. Его полные тревоги глаза тронули ее. Беспомощность и растерянность Сукхрама породили в ней сострадание к этому большому ребенку. «Что находит на него в такие минуты? — думала она. — Куда девается его ум?»

— Может, и так, — устало проговорила Каджри и легла рядом.

— Ты успокаиваешь меня? — спросил он.

— Откуда мне знать, успокаиваю я тебя или говорю правду, — пожала плечами Каджри. — Возможно! Кто знает? Все это — дело рук Рама. Это он решает, где свет, а где тень. Он творит, он же и разрушает. Можно ли угадать его мысли? Ребенок ты мой, что у нас есть? Котелок в руке, палка под мышкой, да три мира за пазухой. Во всех трех мирах — и в раю, и на земле, и в аду — мы бездомные бродяги… Но что происходит с тобой? — Она обхватила руками голову мужа.

— Дэдди! — обратилась Сусанна к отцу за утренним чаем.

— Да, — отозвался тот, разжевывая поджаренный хлеб.

— Говорят, в здешней крепости хранятся несметные сокровища.

— Все европейцы видят на территории Азии одни только сокровища, — рассмеялся Сойер.

— Ты смеешься, — с упреком воскликнула Сусанна.

— Ты госпожа и прибыла сюда, чтобы управлять этими дикарями, — наставительно проговорил старик, глядя на дочь своими водянистыми глазами. Отец Сусанны был крупным мужчиной с толстой шеей и почти облысевшей головой, немного седых волос осталось только у самой шеи и на висках. Выгоревшие брови были еле заметны на красном морщинистом лице. На самом кончике носа, нависшем над верхней тонкой губой, у него была бородавка. Разговаривал он медленно, улыбался редко, обнажая пожелтевшие зубы. В его манерах до сих пор сказывалось воспитание, полученное еще во времена королевы Виктории.

Сусанна не поняла отца.

— Эти туземцы — невежественные люди, — сказал он.

— Но Сукхрам говорит, что в этой крепости несметные сокровища, отец.

На этот раз старый англичанин не смеялся.

— Его сокровища — плод фантазии, — сказал он серьезно. — А вот каждый клочок земли в Индии — действительно богатство. Пусть они обрабатывают ее и из года в год пополняют нашу казну.

Сусанне не понравились рассуждения отца.

— Тебе надо держаться с ним построже, дочь моя, — снова заговорил он.

— Но он хороший человек, — возразила Сусанна.

— Верно. Но не надо, нельзя относиться к нему как к равному. Любой бедняк в Англии выше самого знатного индийца, — надменно добавил он, и Сусанне показалось, что над головой отца затрепетал британский флаг.

— Весь цивилизованный мир завидует нам, — развивал тот свою мысль. — Американцы кричат о демократии, потому что сами были рабами англичан. Кто сейчас они — мелкие лавочники! А мы не только торговцы, мы еще и правители. Мы подчинили себе Индию разумом и мечом! Сукхрам — твой слуга, так обращайся с ним как с прирученным животным. Как бы ни был хорош индиец, никогда не давай ему почувствовать, что он такой же человек, как мы, иначе он перестанет уважать нас. Мы должны внушать им страх. В здешних людях еще жив феодальный дух, им свойственна преданность властелину, они и не подозревают, что между людьми могут быть другие отношения. Просвещение в городах пробудило во многих сознание собственного достоинства — и вот уже там начинают бунтовать. Впрочем, эти люди и до нас были рабами, мы только закрепили существующее положение, и их властители тоже стали нашими рабами. Княжества? Рано или поздно и они станут нашими.

Сусанна с любопытством смотрела на отца.

— Англичанин должен быть патриотом, иначе величие Англии исчезнет, — продолжал он. — Что делать, после Дальхаузи наши руки оказались связанными. Мы никого теперь не можем уничтожить или прогнать с престола. Но и у индийцев нет силы. С ростом влияния партии Конгресса власть раджей настолько ослабла, что они надеются только на нас.

— Почему?

— Потому что народ их не поддерживает.

— Но тем не менее они еще правят. Почему же не вспыхнет революция? — спросила она.

— Ох, девочка! — воскликнул Сойер. — Для этого нужен разум, а здесь люди верят только в судьбу. Дочь моя! Азия есть Азия! Эти ослы изнемогают под княжеским игом, но княжеский род все же почитают. Где-то образовались конгрессистские правительства, и здешние лавочники пытаются поднять голову. Ты же знаешь, как восставали низшие сословия во Франции? Но здесь народ никогда не сможет прийти к власти, никогда. Они цепляются за свои касты… А мы используем это.

— Но разве можно… — перебила его Сусанна и запнулась.

Сойер вопросительно взглянул на нее.

— Я хочу сказать: до каких же пор все это будет продолжаться?

— Пока Англия властвует над морями.

— А Гитлер в Германии?

— Он может нам только завидовать. Если нам удастся, мы столкнем его с Россией, и они уничтожат друг друга. Самый страшный наш враг — Россия. Да благословит тебя бог, девочка, — проговорил англичанин, нежно взглянув на дочь. — А теперь у меня дела.

Часы гулко пробили одиннадцать.

— Ох, как поздно! — Сусанна зевнула.

— Подать вам воды, госпожа?

— Дай.

Каджри подала стакан с водой. Сусанна приподнялась, отпила немного и снова легла.

— Госпожа, какая вы хорошая, — проговорила Каджри.

— Правда?

— Вы рани, а не побрезговали выпить воду из моих рук.

— Мы едим и пьем из любых рук, лишь бы пища была чистая.

— Госпожа, я теперь каждый день моюсь. Госпожа… Дайте мне кусочек мыла. Я завтра к вам приду умытая с мылом.

— Неужели у тебя нет мыла? Чем же вы моете голову?

— Мультанской глиной, мыльным орехом или простоквашей. Но, госпожа, теперь я живу в чистом доме и не буду больше мыться глиной, — по-детски наивно проговорила Каджри. — Так я возьму?