Книга Честь самурая, страница 55 – Эйдзи Есикава

— Вы не шутите?

— Совершенно серьезно. Когда женщине не нравится мужчина, она уклоняется от него, как ива под порывами ветра. Если вам и удастся настоять на своем, пеняйте потом на себя, когда окажетесь в дураках. И пожалуйста, не упрекайте господина Асано, если мы с Нэнэ поженимся.

— Об этом вы хотели поговорить со мной?

— Да. Признателен вам за вашу мудрость. Прошу вас, не забудьте об обещании, которое вы мне дали.

Токитиро склонился в поклоне, а когда выпрямился, Инутиё уже не было рядом.

Через несколько дней Токитиро зашел к Матаэмону.

— Я по поводу того, о чем мы недавно беседовали, — деловито начал Токитиро. — Я поговорил с господином Инутиё, растолковав ему затруднительность вашего положения. Инутиё заявил, что не будет настаивать на женитьбе, если ваша дочь не желает выходить за него замуж, и проявляет благосклонность ко мне. По-моему, он смирился с судьбой.

Токитиро произнес это как нечто само собой разумеющееся. Матаэмон растерялся от неожиданности. Токитиро продолжил свою речь:

— Господин Инутиё, разумеется, сожалеет, что ваша дочь выйдет замуж за другого. Он не будет чинить препятствий нашему браку с Нэнэ и как истинный мужчина поздравил меня. Он будет недоволен, если вы отдадите Нэнэ не за меня, а за кого-нибудь еще.

— Погоди, Киносита. Если я правильно тебя понял, господин Инутиё согласен на то, чтобы Нэнэ вышла только за тебя?

— Совершенно верно.

— Невероятно! Кто пообещал Нэнэ тебе в жены? Когда это произошло?

— Вынужден признать, что никто не давал мне таких обещаний.

— В чем же дело? Я не просил тебя плести господину Инутиё всякие небылицы.

— Нет…

— Зачем же ты глупостей ему наговорил? Придумал, будто вы с Нэнэ помолвлены. Сущий вздор. — Сдержанный и прекрасно воспитанный Матаэмон вышел из себя. — Все решат, что это шутка. Но даже и шутка способна навредить незамужней девушке. Ты находишь это забавным?

— Разумеется, нет. — Токитиро понурил голову. — Я виноват, просто не сообразил, к чему это может привести. Прошу прощения. Мне очень жаль.

Матаэмон с отвращением посмотрел на него:

— Не сочиняй, что тебе жаль. Печалиться следует мне. Я сам виноват, потому что посоветовался с тобой. Мне казалось, что в твоей голове есть крупица здравого смысла.

— Видите ли…

— Ступай прочь! Чего ты дожидаешься? И не появляйся в моем доме.

— Я никому ничего не скажу до тех пор, пока мы не назначим день свадьбы.

— Дурак!

Терпение Матаэмона истощилось, он кричал на Токитиро:

— Да кто тебе сказал, что я отдам Нэнэ за человека вроде тебя? Она и сама ни за что не согласится!

— В том-то и дело, верно?

— О чем ты?

— Нет ничего таинственнее любви. Нэнэ скрывает чувства, но она выйдет замуж только за меня. Боюсь показаться вам невежливым, но я не просил у вас руки вашей дочери. Я просил Нэнэ стать моей женой. Она ждет не дождется, когда я попрошу вашего согласия на наш брак.

Матаэмон остолбенел. Он в жизни не видывал такого наглеца. Сейчас не время с ним разбираться, достаточно замолчать и надуться, и Токитиро уберется восвояси.

Токитиро, однако, и не думал уходить.

— Я не лгу. Спросите у дочери, кто ей по сердцу, — невозмутимо сказал он.

Матаэмон уже не мог больше сдерживаться. Не отвечая Токитиро, он повернулся к нему спиной и закричал:

— Окои! Окои!

Окои встревоженно выглянула из своей комнаты, но на зов мужа не поспешила.

— Окои! Приведи сюда Нэнэ!

— Но ведь… — Окои попыталась успокоить мужа, но он ее не слышал.

— Нэнэ! Нэнэ!

Нэнэ опасливо выглянула из-за спины матери и робко поклонилась.

— Иди-ка сюда! — Вид у Матаэмона был угрожающий. — Скажи, ты что-нибудь обещала господину Киносите втайне от родителей?

Нэнэ побледнела. Широко распахнув глаза, она недоуменно смотрела то на отца, то на Токитиро. Токитиро сидел с низко опущенной головой.

— Так что ж, Нэнэ? Честь нашей семьи висит на волоске, как и твоя. Изволь выражаться со всей определенностью. Подтверди, что ничего подобного не было.

Нэнэ, немного помолчав, заговорила ясно, отчетливо и скромно:

— Конечно не было, отец.

— Так я и думал.

Со вздохом облегчения Матаэмон победоносно постучал себя по груди.

— Но, отец…

— Что еще?

— Мне хотелось бы поведать и тебе, и матушке…

— Говори!

— Прошу вас, если господин Киносита хочет взять в жены такую недостойную особу, как я, пожалуйста, не отказывайте ему.

— Что? Что такое?

Матаэмону показалось, что он лишился рассудка.

— Очень прошу.

— Ты, случаем, не лишилась разума?

— Не говори так о важном деле. Я и сама чувствую неловкость. Мне и самой трудно, но я не могу промолчать или покривить душой.

Матаэмон горестно вскрикнул.

«Невероятно», — подумал Токитиро, воодушевленный решительным заявлением Нэнэ. Душа его ликовала. Он и сам не понимал, почему благополучная, лишенная лукавства девушка решила вдруг отдать ему свое сердце.

Настал вечер. Токитиро задумчиво брел куда-то. Он не заметил, как от Матаэмона отправился в новый дом под павлонией.

Нэнэ сказала, что с согласия родителей готова стать женой господина Киноситы. Машинально переставляя ноги, Токитиро не верил собственному счастью. Конечно, Нэнэ сказала это совершенно серьезно, но он сомневался в ее чувствах. Действительно ли она любила его? «Если она меня любит, почему не сказала об этом раньше?» — недоумевал Токитиро. Он втайне посылал ей письма и подарки, но Нэнэ не прислала ему ни единой весточки, которую он мог бы истолковать как знак взаимности. Он, разумеется, сделал вывод, что не нравится девушке. А вся история, которую он придумал и разыграл с Инутиё и Матаэмоном, была прихотью его причудливой натуры. Рискуя всем, он уповал на свою дерзкую и, конечно, несбыточную мечту, не интересуясь тем, как к нему относится Нэнэ. Теперь он на ней женится, придется стать ее мужем.

Нэнэ проявила невиданную смелость, сказав отцу и матери да в присутствии самого Токитиро, что она хочет выйти за него замуж. Ее признание ошеломило Токитиро сильнее, чем Матаэмона.

Пока Токитиро не покинул дом Асано, его хозяин сидел с мрачным и обиженным лицом, не отвечая на просьбу дочери. Конечно, он гневался, сердясь на дочь и жалея ее за неудачный выбор. «У нее нет вкуса», — раздраженно думал Матаэмон.

Токитиро, прощаясь, тоже чувствовал себя неловко.