Книга Честь самурая, страница 57 – Эйдзи Есикава

Укон разгневался. По праву происхождения он был несравнимо выше этого юнца. Отцом Укона был Ямабути Саманоскэ, комендант крепости Наруми и один из старших советников клана Ода. Выскочка в синем плаще вообще неизвестно какого рода.

— Как ты себя ведешь? — Лицо Укона налилось кровью. — Обезьяна! Эй, Обезьяна! — произнес Укон, но Токитиро на сей раз не ответил.

Все — от Нобунаги и до друзей Токитиро — называли его Обезьяной. Прозвище, казалось, не задевало его.

— Обезьяна! Оглох?

— Какая глупость!

— О чем ты?

— Глупо останавливать человека, чтобы оскорблять его. Какая еще обезьяна?

— Я назвал тебя так, как и все. Я подолгу бываю в крепости Наруми, поэтому забыл твое имя. Неужели я тебя обидел?

— Да, не всем позволительно называть меня так.

— Значит, я из тех, кому это непозволительно?

— Вот именно!

— Помолчи, сейчас мы разберемся в твоем проступке. Почему ты каждый день топчешь наши строительные материалы? Почему не здороваешься как полагается?

— Это преступление?

— Тебя, похоже, не учили этикету. Я говорю об этом, потому что со временем ты можешь стать самураем. Воин должен иметь хорошие манеры. Каждое утро ты брезгливо оглядываешь наши работы и что-то злобно бормочешь себе под нос. Восстановительные работы осуществляются по тому же воинскому уставу, что и сражения с врагом. Глупец ты несчастный! Запомни, еще одного проступка я тебе не прощу. Я понимаю, простой слуга из свиты князя, получив должность самурая, от восторга теряет голову.

Укон расхохотался, окинул самодовольным взглядом подчиненных и десятников и повернулся спиной к Токитиро, подчеркивая собственное превосходство.

Десятники, решив, что выяснение отношений закончилось, вновь обступили Укона и заговорили о завтрашних работах. Токитиро, глядя в сторону Укона, не собирался уходить.

— С тобой все, Киносита! — бросил ему один из подчиненных Укона.

— Запомни этот урок! — добавил другой.

— А сейчас ступай своей дорогой! — сказал третий.

Они хотели побыстрее спровадить Токитиро, но юноша не обращал на них внимания. Он молча сверлил взглядом спину самурая. Гордость, переполнив душу Токитиро, выплеснулась наружу неудержимым хохотом.

Десятники и подчиненные Укона недоуменно уставились на конюшего.

— Над чем смеешься? — обернулся к нему Укон.

— Ты мне смешон, — давясь от смеха, ответил Токитиро.

— Негодяй! Стоило простить этого урода, так он нос задрал! Невиданная дерзость! Строительные работы подчинены воинскому уставу. Слышишь, замухрышка? Поди сюда! — Укон положил ладонь на рукоять большого меча. Противник его по-прежнему неподвижно стоял на месте. — Схватите его! Сейчас я с ним расправлюсь!

Подчиненные Укона мгновенно окружили Токитиро, но он молча глядел на них, посмеиваясь. Все считали его чудаком, но его поведение в минуту опасности настолько поразило людей, что никто не осмеливался дотронуться до юноши хотя бы пальцем.

— Господин Укон, вы великий мастер словесной брани. Жаль, что в других делах вы не так сильны.

— Что? Что ты сказал?

— Почему, по-вашему, на восстановительных работах действует воинский устав? Вы сами объявили об этом, но, бьюсь об заклад, совсем не понимаете причины. Вы — никудышный начальник, а еще удивляетесь моему смеху.

— Невероятная наглость! Да еще по отношению к должностному лицу моего ранга! Ах ты, урод!

— Слушайте все! — Токитиро выпятил грудь. — У нас сейчас война или мир? Тот, кто не понимает этого, — безнадежный глупец. Крепость Киёсу в кольце врагов: Имагава Ёсимото и Такэда Сингэн на востоке, Асакура Ёсикагэ и Сайто Ёситацу на севере, Сасаки и Асаи на западе и Токугава из Микавы на юге!

Речь Токитиро увлекла слушателей. Его голос звучал самоуверенно, а ведь он говорил не о собственных обидах, а о том, что касалось жизни всех присутствующих. Они жадно слушали Токитиро, повинуясь магическому воздействию его страстного голоса.

— Вассалы уповают на неприступность стен Киёсу, но что это за крепость, если ее стены рушатся даже от ветра! Восстановление крепостной стены отняло три недели, а конца работам не видно! Значит, работами руководит бездарный человек. А если враг, воспользовавшись случаем, сегодня ночью пойдет на штурм?

Крепостные укрепления должны возводиться по трем правилам. Во-первых, строить быстро и скрытно. Во-вторых, не распылять сил при строительстве, то есть всякие украшения хороши лишь в мирное время. И в-третьих, необходимо поддерживать постоянную готовность к отражению внезапного нападения, несмотря на трудности, связанные с проведением работ. Наиболее слабое и уязвимое место в любых укреплениях состоит в возможности пролома в стене. Судьба всей провинции может оказаться плачевной из-за единственной трещины в стене.

Укон пытался что-то вставить, но красноречие Токитиро подавляло его, и у старшего самурая бессильно дрожали губы. Десятники слушали Токитиро разинув рты. И каждое его слово было верным, поэтому никто не смел перебить его или силой оборвать его речь. Люди уже не понимали, кто здесь истинный начальник.

— Зададим неучтивый вопрос. Как господин Укон справляется с поставленной задачей? Как соблюдает указанные правила? Где быстрота? Где скрытность работ? Где постоянная готовность отразить удар? Минул почти месяц, а ни одного кэна стены не восстановлено. Конечно, требуется время, но утверждать, что на восстановительных работах действует тот же воинский устав, что и на поле боя, и руководить так, как господин Укон, — пустое бахвальство. Будь я лазутчиком из вражеской провинции, я бы сообразил, что атаковать нужно сейчас и здесь, в слабой точке укреплений. Безответственно и глупо надеяться, что ничего подобного не случится! И тратить время на искусную отделку, словно удалившийся на покой аристократ возводит у себя в саду чайный домик!

Подобная нерадивость ставит всех, несущих службу в крепости, в опасное положение. Чем сторожить проходы, не лучше ли обсудить возможность ускорения работ? Понимаете? Это общее дело, а не только начальника. — Токитиро весело рассмеялся. — Ладно, простите меня. Я нагрубил, но на душе накипело, вот я и высказался начистоту. Мы все должны денно и нощно заботиться о неприступности крепости. Стемнело уже. Если не возражаете, я пойду.

Укон с подчиненными еще не пришли в себя, а Токитиро быстрым шагом удалился.

На следующий день Токитиро работал в конюшне. Здесь он никому не уступал в усердии.

— Никто не любит лошадей так, как Обезьяна, — говорили конюшие.

С неутомимостью, удивлявшей тех, кто давно служил здесь, он без устали расчесывал лошадям гривы, чистил их, убирал в денниках.

— Киносита, тебя зовут, — сказал старший конюший.

— Кто? — Токитиро неохотно оторвался от дел.