Книга Не позвать ли нам Дживса?, страница 30 – Пэлем Грэнвил Вудхауз

– Затевается интересное дело. Как писал Шекспир, предприятие большого значения.

Дживс поморщился:

– «Предприятия огромного размаха и влияния», если цитировать точно, сэр.

– Эти ребята получили самую надежную информацию на завтрашние скачки. Самый точный верняк за всю историю Дерби. Ирландская лошадь Баллимор.

Дживс вздернул брови:

– О нем невысокого мнения, сэр.

– Ну и что! О Люси Глиттерс и Мамаше Уистлера тоже были невысокого мнения. В этом вся соль. Баллимор значится где-то в конце списка. Про него никто ничего не знает. Его держат в тени – темная лошадка, темнее черного кота в безлунную ночь. А я вам скажу, что его уже два раза испытывали в галопе на ипподроме в Эпсоме, и он оба раза побил рекорд.

Билл, несмотря на все переживания, присвистнул:

– Вы это точно знаете?

– Вне всякого сомнения. Я видел своими глазами, как он бежал, -мчался быстрее молнии. Видишь только размытую коричневую полосу. Мы сговорились ставить в последнюю минуту и у дюжины разных букмекеров, чтобы не повлиять на ставки. И вот теперь я слышу от вас, – в который раз поднимая голос, горестно заключил капитан, – что поставить мне будет нечего!

Страдания капитана Биггара тронули Билла. Из краткого знакомства он не вынес такого впечатления, что его с этим человеком могла бы связать, как в книгах, трогательная взаимная дружба наподобие отношений Дамона и Пифиаса, Давида и Ионафана или Суона и Эдгара, но понять чужое горе и посочувствовать ему он был вполне способен.

– Да, очень досадно, – по-братски участливо обратился Билл к кипящему от бешенства охотнику, чуть ли не погладил его по плечику. – Скверная получилась история. вы будете недалеки от истины, если скажете, что вид ваших мук режет меня без ножа. Но боюсь, самое большее, что я могу вам предложить, это ежемесячные выплаты начиная через шесть недель от сегодняшнего дня.

– Мне от этого никакого проку.

– А мне и подавно, – честно признался Билл. – Это выпотрошит весь мой бюджет и сведет будущие затраты до нищенского уровня. Я теперь до самого Нового года не смогу прилично пообедать. Прощай, навек прощай… что, Дживс?

– Величье ваше, милорд. Такова судьба человека: сегодня он пускает нежные побеги надежды; завтра пышно расцветает румяными цветами почета; а на третий день настают жестокие заморозки, и в то время как он, добрая душа, ждет, что вот уже скоро созреют плоды его величия, они вымораживают самые его корни.

– Благодарю вас, Дживс.

– Не стоит благодарности, милорд.

Билл посмотрел на него и вздохнул:

– Вам, например, придется уйти, это во-первых. Я не смогу платить вам жалованье.

– Я буду рад служить вашему сиятельству без вознаграждения.

– Это чертовски благородно с вашей стороны, Дживс, я ваше предложение очень ценю. Более яркого проявления доброго феодального духа я в жизни не встречал. Но как, – горестно вопросил Билл, – я смогу обеспечить вас рыбой?

Капитан Биггар прервал этот обмен галантностями. Он некоторое время безмолвно злился – если слово «злился» приложимо к Белому Охотнику, у которого вот-вот выступит пена на губах, – но теперь высказался по поводу Дживсовой рыбы так резко, что слова замерли на устах Билла и он остался неподвижен и нем, с выпученными глазами, как будто совершенно неожиданно пораженный молнией:

– Вы должны вернуть мои деньги!

– Его сиятельство уже уведомил вас, что по причине его финансовой несостоятельности это невозможно.

– Пусть займет.

Билл обрел власть над своими голосовыми связками.

– У кого? – с раздражением поинтересовался он. – Вы говорите так, как будто занять деньги проще, чем с печки упасть.

– Его сиятельство имеет в виду, – уточнил Дживс, – что джентльмены в подавляющем большинстве проявляют склонность умывать руки, когда делается попытка получить у них денежную ссуду.

– Тем более если надо оторвать от себя такую немыслимо большую сумму, как три тысячи пять фунтов, два шиллинга и шесть пенсов.

– Вот именно, милорд. Когда речь идет о столь огромных цифрах, люди уподобляются глухому аспиду, который не слышит голоса укротителя, сколько тот его ни укрощай.

– Одним словом, среди моих знакомых не найдется ни одного возможного заимодавца, – заключил Билл. – Ничего не выйдет. Мне очень жаль.

У капитана Биггара из ноздрей начали вырываться языки пламени.

– Вам еще больше будет жаль, и я скажу вам когда, – прорычал он. -Когда вас с вашим расчудесным секретарем поставят за загородкой для подсудимых в уголовном суде и судья воззрится на вас сквозь свои бифокалы, а я буду сидеть в публике и строить вам рожи. Вот когда вам станет всерьез жаль… и еще потом, немного спустя, когда судья огласит приговор под одобрительные возгласы присяжных и вас отправят в места отдаленные отрабатывать свои два года или сколько там вам дадут, на каторжных работах.

У Билла сам собой открылся рот.

– Э нет, постойте-ка, – возразил он. – Вы не пойдете на такое… на такую… на что, Дживс?

– На такую крайнюю меру, милорд.

– Вы, конечно, не пойдете на такую крайнюю меру.

– Это вы так думаете.

– Никто не хочет неприятностей.

– Между тем что хочешь и что получишь – большая разница, – буркнул капитан Биггар и, скрежеща зубами, вышел в сад, чтобы немного поостыть.

Позади себя он оставил такую тишину, какие обычно называют зловещими. Первым ее нарушил Билл:

– Ну и угодили мы в историю, Дживс.

– Действительно, можно сказать, что в наших делах наметился довольно острый кризис, милорд.

– Этот тип требует фунт мяса.

– Да, милорд.

– А у нас мяса нет.

– Совершенно верно, милорд. Положение весьма неприятное.

– Ну и субъект этот Биггар! Похож на гориллу, которая мается животом.

– Да, пожалуй, просматривается некоторое сходство с этим зверем, страдающим вами упомянутой болезнью.

– А обратили вы на него внимание за ужином?

– Какую особенность его поведения за столом имеет в виду ваше сиятельство?

– Я вспомнил, как он уминал жареную утку. Просто что-то страшное! Набросился на нее, как тигр на добычу. Мне показалось, что этот человек не ведает жалости и снисхождения.

– Бесспорно, ему не хватает душевной доброты, милорд.

– Есть такое слово, оно в точности ему подходит. На «кар» начинается. Не «картуз»… Не «карлик»… «Каратель» – вот какое. В этом субъекте есть что-то от карателя. Я понимаю его досаду из-за того, что он не получил своих денег. Но какой ему прок губить меня?

– Он от этого, очевидно, рассчитывает получить моральное удовлетворение, милорд.