Онлайн книга «Радость поутру»
|
– Хотел мне всыпать, но Флоренс не позволила. Сказала: «Папа, не тронь его. Это было просто недоразумение». Флоренс меня любит. Я удивленно вздернул брови. Странные вкусы у барышни, даже, я бы сказал, нездоровые. – Так что он только велел мне немедленно отправляться в постель. – Чего же ты не в постели? – Я? Еще чего! Как голова? – Паршиво. – Болит? – Конечно, болит, – Шишка есть? – Можешь не сомневаться. – Ну, сейчас я окажу тебе первую медицинскую помощь. – Нет, не окажешь. – Тебе разве не нужна первая медицинская помощь? – Не нужна. Мы уже один раз обсудили это с тобой, юный Эдвин. Мои взгляды тебе известны. – Никто мне не дает оказать первую помощь, – пожаловался Эдвин. – Хотя мне нужна практика. А ты что здесь делаешь, Берти? – Все меня спрашивают, что я здесь делаю, – проворчал я. – Разве я не имею права здесь находиться? У меня с этим парком родственные узы. Если непременно хочешь знать, я пришел сюда после ужина прогуляться с Боко Фитлуортом. – Боко я не видел. – Повезло ему. – А вот д'Арси Чеддер, этот здесь. – Знаю. – Я его вызвал по телефону, так как увидел грабителя. – Знаю. – А знаешь, что он был помолвлен с Флоренс? – Да. – По-моему, это дело расстроилось. У них только что был жуткий скандал. Мальчишка говорил беззаботно, как бы между прочим, словно сообщал какую-то малоинтересную новость, то-то его, должно быть, удивила моя реакция! – Что-о? – Ну да. – Жуткий скандал? – Ага. – Из-за чего? – Не знаю. – Когда ты говоришь – жуткий, ты подразумеваешь действительно жуткий? – Н-ну, довольно жуткий. – С резкими выражениями? – Сравнительно резкими. Моя душа, которая чуть раньше, как я уже говорил, взмыла ввысь при известии о происшествии с дядиным седалищем, теперь снова пошла на понижение. Вся моя внешняя политика, если помните, была направлена на то, чтобы сохранить и упрочить сердечное согласие между этой парой, поэтому, узнав, что они обменивались резкими – пусть даже сравнительно – выражениями, я похолодел. Видите ли, все, что я говорил по поводу Нобби в связи с тем, как она набросилась на Боко, словно маленькая собачонка пекинес, – что, мол, барышни имеют обыкновение задавать своим любимым жару просто из любви к искусству и чтобы стимулировать обмен веществ, – все это совершенно неприложимо к таким серьезным девицам, как Флоренс, и таким женихам, как Чеддер по прозвищу Сыр. Тут все дело в том, что Дживс называет психологией индивидуума. Если Флоренс с Сыром вышли на ковер и начали собачиться друг с другом, положение становится очень ненадежным. – Хоть что-нибудь ты слышал? – Почти ничего. Я в эту минуту заметил, что какая-то тень шевелится в темноте, подкрался и шмякнул по ней своим скаутским стеком, а это оказался ты. И то хоть слава Богу. Сначала-то я подумал, что Эдвин сидел в передних рядах на протяжении всего боя. А если он слышал только вступительные выпады, возможно, что в дальнейшем дело зашло не так далеко. Не исключено, что после его ухода верх взяли трезвые мысли, и состязающиеся стороны вовремя дали задний ход, не доведя до полного разрыва. У темпераментных влюбленных нередко так бывает: начинают с гиканьем и свистом, а потом, прислушавшись к голосу здравого рассудка, успокаиваются. Я высказал эту мысль Эдвину, и он согласился, что, возможно, я прав. Однако он слушал невнимательно, явно думая о чем-то другом, и после недолгого молчания, пока я сидел и надеялся на лучшее, а он крутил в ладонях скаутский стек, он все же открыл мне свои заботы. Эдвина беспокоил вопрос протокола. – Послушай, Берти, – произнес он. – Ты не забыл, что я съездил тебе по затылку? Я заверил его, что помню, и даже очень хорошо. – Я ведь хотел как лучше. – Приятно сознавать. – Но все-таки я тебя шмякнул, верно? – Верно. – От этого никуда не уйдешь. – Да. – Я вот думаю, не выходит так, что теперь доброе дело, которое я тебе раньше сделал, перечеркивается? Как по-твоему? – То доброе дело, когда ты убирался в «Укромном уголке»? – Нет, то вычеркиваем, потому что получилось неудачно. А вот что я тебе брошку нашел. Тут от меня требовалась большая осторожность. Ведь брошь, которую он нашел, и брошь, которую купил и передал имениннице Дживс, надо было представить как один и тот же предмет, и ни в коем случае нельзя было проговориться, что найденную им я потерял вторично. – А-а, ты вот о чем. Да, это было отличное доброе дело. – Знаю. Но как ты думаешь, оно считается? – Я думаю, да. – Несмотря на то, что я тебя ударил? – Бесспорно. – Ух ты! Тогда я уже нагнал до прошлого четверга. – До пятницы, ты хочешь сказать? – Нет, до четверга. – До пятницы. – До четверга. – До пятницы, говорю тебе, бестолковый ты тупица! – прикрикнул я на него немного в сердцах, потому что меня раздражало такое неумение произвести простейший подсчет, как, наверное, оно раздражало поэта, забыл фамилию, который тоже в разговоре с ребенком никак не мог добиться толку, семеро их было или не семеро [Берти имеет в виду стихотворение Г. Вордсворта «Нас семеро» (1798), где девочка считает вместе и живых, и умерших своих братьев и сестер.]. – Смотри. Твоим добрым делом за пятницу должна была считаться уборка в «Укромном уголке». Так? Но по причине печальных последствий оно вычеркивается. Ты с этим согласен? Таким образом, добрым делом за пятницу становится нахождение броши. Элементарно, если только задействовать маленькие серые клеточки. – Да, но ты все спутал. – Ничего я не спутал. Вот смотри… – Потому что ты говоришь про первый раз, как я нашел тебе брошку. А я говорю про второй, он тоже считается. Я не понял. – Что значит, второй раз? Ты же не два раза ее находил. – Именно что два. Первый раз, когда ты выронил ее в прихожей, помнишь? После этого я пошел чистить дымоход в кухне, случился взрыв, и я выхожу, ты стоишь на лужайке в рубашке, а пиджак снял и отшвырнул в сторону. – Бог мой! Среди всех этих переживаний и хлопот я совершенно забыл, как было дело с пиджаком. Но теперь вспомнил с полной ясностью, и холодная рука сдавила мне сердце. Я понял, к чему он ведет. |