Онлайн книга «Легенда об Уленшпигеле»
|
Ламме приблизился к борту, но один из солдат схватил его за opperstkleed и удержал. Ламме кричал, плакал, умолял отпустить его, но профос ему сказал: – Если ты уйдешь с корабля, тебя повесят. Ламме предпринял еще одну попытку спрыгнуть на лед, но один из старых гёзов предотвратил прыжок. – На сходнях мокро – ноги промочишь, – сказал он. Тогда Ламме сел на пол и заревел. – Моя жена! Моя жена! Пустите меня к моей жене! – без конца повторял он. – Ты еще увидишься с ней, – сказал Уленшпигель. – Она тебя любит, но еще больше любит Бога. – Чертова сумасбродка! – вскричал Ламме. – Если она любит Бога больше, чем мужа, так зачем же она предстает предо мной столь прелестной и соблазнительной? А если она меня все-таки любит, то зачем уходит? – Ты в глубоком колодце дно видишь? – спросил Уленшпигель. – Я умру от горя! – по-прежнему сидя на палубе, в полном отчаянии твердил мертвенно-бледный Ламме. Между тем приблизились солдаты Симонсена Роля с изрядным количеством артиллерийских орудий. Они стреляли по кораблю – с корабля им отвечали. И неприятельские ядра пробили весь лед кругом. А вечером пошел теплый дождь. Ветер дул с запада, бурлившее море приподнимало огромные льдины, и льдины становились стоймя, опускались, сталкивались, громоздились одна на другую, грозя раздавить корабль, а корабль, едва лишь утренняя заря прорезала черные тучи, развернул полотняные свои крылья и вольной птицей полетел к открытому морю. Здесь корабль присоединился к флотилии генерал-адмирала голландского и зеландского, мессира де Люме де ла Марка [216] ; на мачте его судна, как на мачте судна флагманского, виднелся фонарь. – Посмотри на адмирала, сын мой, – обратился к Ламме Уленшпигель. – Если ты задумаешь самовольно уйти с корабля, он тебя не помилует. Слышишь, какой у него громоподобный голос? Какой он плечистый, крепкий и какого же он высокого роста! Посмотри на его длинные руки с ногтями, как когти. Обрати внимание на его холодные круглые орлиные глаза, на его длинную, клинышком, бороду, – он не будет ее подстригать до тех пор, пока не перевешает всех попов и монахов, чтобы отомстить за смерть обоих графов. Обрати внимание, какой у него свирепый и грозный вид. Если ты будешь не переставая ныть и скулить: «Жена моя! Жена моя!» – он, даром времени не теряя, тебя вздернет. – Сын мой, – заметил Ламме, – кто грозит веревкой ближнему своему, у того уже красуется на шее пеньковый воротничок. – Ты наденешь его первый, чего я тебе от души желаю, – сказал Уленшпигель. – Я вижу ясно, как ты болтаешься на веревке, высунув на целую туазу свой злой язык, – отрезал Ламме. Обоим казалось, что это милые шутки. В тот день корабль Долговязого захватил бискайское судно, груженное ртутью, золотым песком, винами и пряностями. И из судна был извлечен экипаж и груз, подобно тому как из бычьей кости под давлением львиных зубов извлекается мозг. Между тем герцог Альба наложил на Нидерланды непосильно тяжкие подати [217] : теперь всем нидерландцам, продававшим свое движимое или недвижимое имущество, надлежало отдавать в королевскую казну тысячу флоринов с каждых десяти тысяч. И налог этот сделался постоянным. Чем бы кто ни торговал, что бы кто ни продавал, королю поступала десятая часть выручки, и народ говорил, что если какой-нибудь товар в течение недели перепродавался десять раз, то в таких случаях вся выручка доставалась королю. На путях торговли и промышленности стояли Разруха и Гибель. А гёзы взяли приморскую крепость Бриль [218] , и она была названа Вертоградом свободы. 2
В начале мая корабль под ясным небом гордо летел по волнам, а Уленшпигель пел: Пепел бьется о сердце. Пришли палачи, принялись за работу. Меч, огонь и кинжал – инструменты у них. Ждет подлых доносчиков щедрая плата. Где раньше Любовь и Вера царили, Насадили они Подозренье и Сыск. Рази палачей ненасытных! Бей в барабан войны! Да здравствует гёз! Бей в барабан! Захвачен Бриль, А также Флиссинген, Шельды ключ; Милостив Бог, Камп-Веере взят, [219] |