Онлайн книга «Ведомство страха»
Тогда он ужасно испугался, решив, что его сейчас вернут назад, как беглого мальчишку. Контролер спросил: – Вы, сэр, один из больных доктора Форестера, так? Если вы сойдете на следующей станции, оттуда позвонят и попросят прислать за вами машину. Ждать придется не больше получаса. – Не хочу. – Вы, как видно, заблудились, сэр, но с таким джентльменом, как доктор Форестер, можно ни о чем не беспокоиться. Роу собрал нее силы и твердо заявил: – Я еду в Скотленд-ярд. Меня там ждут. И если меня задержат, вы будете отвечать. На следующей остановке – платформа длиной в несколько метров и деревянный сарай посреди ровного темного поля – он увидел Джонса; они с Форестером, по-видимому, пошли к нему в комнату, обнаружили, что его нет, и Джонс сразу же поехал на станцию. Джонс подошел к его купе с деланным благодушием; позади стоял проводник. – Ах, вот вы где, старина, – запинаясь, сказал Джонс, – ну-ка спускайтесь. У меня здесь машина – мигом будем дома. – Я не поеду. – Доктор очень расстроен. У него был тяжелый день, он вышел из себя и наговорил вам много лишнего. – Я не поеду. Проводник подошел ближе, показывая, что охотно поможет, если нужно будет применить силу. Роу закричал в бешенстве: – Вы еще не оформили свидетельства, что я сумасшедший! И не имеете права силой вытаскивать меня из поезда! Проводник пододвинулся поближе. Он тихонько шепнул: – У этого джентльмена нет билета… – Неважно, – неожиданно отмахнулся Джонс, – все в порядке. – Он наклонился к двери и шепнул: – Желаю удачи, старина. Поезд отошел, окутав паром автомобиль, сарай и фигуру человека, который не смел помахать ему вслед. И вот теперь все его беды позади, впереди только одна беда: суд за убийство. …Роу все сидел; стальное небо побледнело, послышались гудки первых такси. Дверь открылась, и толстый рассеянный человек в двубортном жилете, поглядев на него, спросил; «Где же Билл?» – но не стал ждать ответа. Из гавани донесся долгий пронзительный крик парохода. По коридору кто-то прошел, насвистывая, продребезжала чайная посуда, издалека пахнуло жареной селедкой. В комнату бодро вошел тот же толстяк, у него было круглое, не по росту большое лицо и маленькие светлые усики. В руках он держал листок, который Роу заполнил внизу. – Значит, вы и есть тот самый мистер Роу? – строго спросил он. – Слава богу, вы наконец пришли. – Он нажал звонок, и в дверях появился сержант в форме: – Бивис дежурит? Попросите его сюда. Он сел, скрестил пухлые ляжки и стал разглядывать свои ногти. Руки у него были холеные; он разглядывал их с разных сторон и, казалось, был обеспокоен заусеницей на левом большом пальце. И при этом молчал, явно не желая разговаривать без свидетелей. Потом в комнату вошел рослый человек в костюме из магазина готового платья с блокнотом и карандашом в руках и занял третий стул. У него были громадные уши, торчавшие перпендикулярно черепу, и какое-то странное выражение бессловесной подавленности, словно он чувствовал себя слоном, попавшим в посудную лавку. Когда он неуклюжими пальцами нажимал карандашом на бумагу, казалось, либо карандашу, либо бумаге пришел конец и что сам он боится за их судьбу. – Так вот, – начал франтоватый толстяк, припрятав до поры до времени свои ногти под пухлые ляжки, – значит, вы, мистер Роу, пришли к нам по собственной воле и хотите дать показания? – Я увидел фотографию в газете. – Мы просили вас явиться несколько месяцев назад. – Я узнал об этом только вчера вечером. – Видно, вы жили где-то в глуши. – Я был в санатории, понимаете? После каждой его фразы начинал скрипеть карандаш, превращая отдельные слова в стройный, последовательный рассказ. – В каком санатории? – Его содержит доктор Форестер. – Он назвал ближайшую железнодорожную станцию. Названия места он не знал. – По-видимому, был налет, – объяснил он, пощупав шрам на лбу, – и я потерял память. Очнулся я уже там и ничего не знал, кроме отрывочных воспоминаний детства. Они мне сказали, что меня зовут Ричард Дигби. Сначала я даже не узнал себя на фотографии. Видите, борода… – А теперь, надеюсь, к вам вернулась память? – резко спросил толстяк с едва заметным оттенком иронии. – Кое-что припоминаю, но не очень много. – Весьма удобный вид памяти. – Я стараюсь рассказать вам все, что знаю, – воскликнул Роу, вспыхнув от гнева. – Разве по английским законам человек не считается невиновным, пока не доказана его вина? Я готов сообщить об убийстве все, что помню, но я никого не убивал. Толстяк заулыбался. Он вытащил из-под себя обе руки, поглядел на ногти и спрятал руки обратно. – Интересно, – сказал он. – Вот вы упомянули об убийстве, а я ведь ничего о нем не говорил, да и в газетах пока ни слова не было сказано ни о каком убийстве. – Не понимаю. – Игру мы ведем честную. А ну-ка, Бивис, прочтите его показания. Бивис покраснел, как великовозрастный школьник, читающий у аналоя Второзаконие: – «Я, Артур Роу, по собственной воле даю следующие показания. Вчера вечером, когда увидел в газете свою фотографию, я впервые узнал, что полиция желает снять с меня допрос. Последние четыре месяца, страдая от потери памяти, вызванной травмой при воздушном налете, я находился в санатории, который содержит доктор Форестер. Память у меня восстановилась не полностью, но я желаю сообщить все, что знаю по поводу убийства…» Полицейский прервал Бивиса: – Все точно, не так ли? – По-моему, да. – Вам будет в дальнейшем предложено подписать ваши показания. А теперь назовите имя убитого. – Не помню. – Понятно. Кто вам сказал, что мы желаем вас допросить по поводу убийства? – Доктор Форестер. Ответ без запинки, видимо, удивил полицейского. Даже Бивис помешкал, прежде чем нажать карандашом на листок бумаги. – Вам это сказал доктор Форестер? – Да. – Откуда он знал? – Наверно, прочел в газете. – Мы ни разу не упомянули об убийстве в газете. Роу устало подпер рукой подбородок. В голове у него снова зашевелился тяжелый сгусток ассоциаций. – Может быть… – Пугающее воспоминание зародилось, оформилось, исчезло: – Не знаю. Ему показалось, будто полицейский стал разговаривать с ним чуточку приветливей. – Расскажите нам, что вы помните. В любом порядке. – Да уж порядка не ждите. Сначала о Пуле. Он помощник доктора Форестера в «лазарете», куда отправляют буйных, только я не думаю, что все они в самом деле буйные. Я знаю, что встречал его раньше, до того как у меня пропала память. Я припоминаю маленькую убогую комнату с картиной Неаполитанской бухты. Видимо, я там жил – почему, не знаю. Странно, что выбрал такое жилье. Ко мне возвращаются больше чувства и ощущения, чем факты… |