Книга Вечер в Византии, страница 65 – Ирвин Шоу

Мэрфи покачал головой.

— Мне на следующей неделе надо быть в Риме, а еще через неделю в Лондоне. Скажите Томасу, чтобы подождал.

— Вы же знаете Томаса, — сказал Клейн. — Он ждать не станет. В январе у него другая работа, так что всем придется вкалывать сутками, чтоб до того времени закончить картину. Среди прочего ему в вашем сценарии, Джесс, нравится то, что он несложен для постановки и это не помешает его дальнейшим планам.

— Тогда, Джесс, придется тебе одному вести переговоры, — сказал Мэрфи. — А я могу подъехать позже.

— Не знаю, что и делать, — сказал Крейг. — Надо подумать.

— Вечером я буду звонить Томасу, — сказал Клейн. — Что ему передать?

— Передайте, что я думаю, — ответил Крейг.

— Вот уж он обрадуется, — кисло сказал Клейн, вставая. — Кто хочет выпить?

— Спасибо, не хочу. — Крейг тоже встал. — Мне надо в Канн. Весьма признателен за все, что вы сделали, Уолт.

— Не стоит. Я всего лишь стараюсь заработать лишний доллар для себя и своих друзей. Не понимаю, какого дьявола вы не воспользовались собственным именем.

— Как-нибудь я вам объясню, — сказал Крейг. — Мэрф, почему бы тебе не прокатиться до Канна со мной? Скажи своему шоферу, что пересядешь к нему у «Карлтона».

— Ладно. — Мэрфи был какой-то удивительно покорный.

Клейн вышел с ними на крыльцо. Они церемонно пожали друг другу руки. В это время в доме раздался телефонный звонок, и Клейн поспешил обратно. Крейг и Мэрфи сели в машину и поехали, сопровождаемые «мерседесом» Мэрфи.

Мэрфи долго молчал, глядя на зеленые заросли по краям дороги. Близился вечер, и от деревьев ложились длинные тени. Крейг тоже молчал. Он понимал, что Мэрфи расстроен и готовится к разговору.

— Джесс, — проговорил тот наконец сдавленным голосом. — Приношу свои извинения.

— Не за что извиняться.

— Я просто дурак. Старый дурак — и все.

— Да брось ты.

— Я потерял чутье. Не гожусь уже никуда.

— Да ладно тебе, Мэрф. Кто не делает ошибок? И у меня они были. — Он вспомнил Эдварда Бреннера в пустом театре после заключительного спектакля. То была его последняя и лучшая пьеса.

Мэрфи печально покачал головой.

— Я держал этот сценарий в руках и советовал тебе забыть про него, а этому пройдохе Клейну достаточно было одного телефонного звонка, чтобы заинтересовать им популярнейшего режиссера. Какая же тебе от меня польза, черт побери?

— Ты мне нужен, — сказал Крейг. — Неужели тебе не ясно? Я обязан был сказать тебе, что сценарий этот мой.

— Какая разница? Хотя, конечно, ты поступил со мной не лучшим образом. После стольких лет совместной работы.

— У меня свои проблемы. Некоторые из них ты знаешь.

— Это верно, — сказал Мэрфи. — И есть одна большая, в которой я мог тебе помочь… должен был помочь… и давно… А я вот не помог.

— О чем это ты?

— Да о твоей проклятой жене.

— А что ты мог бы сделать?

— Мог бы предупредить. Я знал, что происходит.

— Да я и сам знал, — сказал Крейг. — В общих чертах. И с опозданием. Но все же знал.

— Ты не догадывался, почему она это делает? — спросил Мэрфи. — Она же не нимфоманка, нет. И она вполне может держать себя в руках. Она не из тех, что кидаются в постель с первым же посыльным из продуктовой лавки.

— Нет, не из тех.

— Ты не задумывался о том, кого она выбирала себе в партнеры?

— В общем — нет.

— Если тебе это неприятно, Джесс, то я замолчу.

— Да, неприятно. Но ты говори.

— Она всегда выбирала твоих друзей. Тех, кто восхищался тобой, тех, с кем ты работал, тех, кем ты сам восхищался.

— Нельзя сказать, чтобы я был без ума от ее последнего партнера.

— Он тоже появился не случайно, — настаивал Мэрфи. — Этот человек преуспевает, преуспевает в том, чего ты не умеешь, и тебе неприятно, что ты этого не умеешь. Ты обращался к нему за советом, доверял ему свои финансовые дела. Понимаешь?

— Некоторым образом — да, — сказал Крейг.

— И все эти люди хотели видеть тебя, слушать тебя, ты был в центре внимания. А она всегда оставалась на заднем плане. У нее был только один способ показать себя — и она им воспользовалась.

— И она им воспользовалась, — кивнул Крейг.

— Я давно это заметил, — сказал Мэрфи. — И Соня тоже. И когда еще было время что-то предпринять, я молчал, я предоставил тебе самому решать эту проблему. А чем я искупил свою вину? — Он сокрушенно покачал головой. — Добавил еще одну проблему. — У него был усталый вид, тело его на непрочном сиденье старого маленького автомобиля словно съежилось и казалось каким-то вялым, голос звучал устало, лицо, по которому проносились тени придорожных деревьев, было печальным.

— Никаких проблем ты мне не добавлял, — резко сказал Крейг. — Ты мой друг и партнер, в прошлом ты делал для меня чудеса и, я полагаю, будешь делать и дальше. Не знаю, что бы со мной сталось без тебя.

— Агент — это мишень для насмешек, — сказал Мэрфи. — А я — шестидесятилетняя мишень для насмешек.

— Никто так о тебе не думает, — сказал Крейг. — Я так не думаю, и все, кому приходилось иметь с тобой дело, тоже наверняка не думают. Так что забудь об этом. — Ему было неприятно видеть в таком настроении Мэрфи, который никогда не терял присутствия духа, уверенности в своих силах, решительности в суждениях, считая это своим стилем, даже своим жизненным кредо.

— Если хочешь, Джесс, я отменю Рим и Лондон и полечу с тобой в Нью-Йорк.

— В этом нет необходимости, — сказал Крейг. — Наоборот, ты приобретешь больший вес, когда они там узнают, что надо ждать тебя.

— Только не делай никаких уступок, пока я не приеду. — Голос Мэрфи окреп. — Держись твердо. Дай мне до утра все обдумать. Завтра скажи мне точно свои требования, и мы прикинем, чего и как тут можно добиться.

— Так-то лучше, — сказал Крейг. — Вот почему я и просил Клейна позвать тебя на нашу встречу.

— Господи! — громко вздохнул Мэрфи. — Знал бы ты, как мне противно будет делить с этим пройдохой комиссионные.

Крейг засмеялся. Засмеялся и Мэрфи, выпрямившись на сиденье.

Но когда они подъехали к «Карлтону», он сказал:

— Джесс, у тебя не найдется лишнего экземпляра сценария? Хочу перечитать его — просто чтобы понять, каким я могу быть идиотом.

— Завтра дам. Привет Соне.

Когда Мэрфи вылез из «симки» и пошел к своей машине, вид у него был величественный, властный и угрожающий — вид человека, которому не каждый осмелится перебежать дорогу. Крейг невольно улыбнулся, глядя, как его друг вваливается в свой большой черный «мерседес».