Книга Игрушки дома Баллантайн, страница 108 – Анна Семироль

На улице сгущаются сумерки, один за другим зажигаются фонари. Официант приоткрывает окно, и в душное помещение начинает просачиваться вечерняя прохлада. Ева прислушивается к доносящимся снаружи звукам музыки, оживляется, подмигивает младшим:

— А пойдемте наружу? Там целый город празднует ваш день рождения, представляете?

— День Независимости же… — неуверенно тянут близнецы.

— Ничего подобного! Мы-то с вами знаем, в чью честь гуляния! Доедайте мороженое, и пошли. У меня есть отличная идея.

Ева выходит в уборную, младшие провожают ее удивленными взглядами.

— Утром она была злая, а теперь смотри… — шепотом говорит Сибил.

— Может, голова болела? — предполагает брат.

— Наверное. Знаешь…

— Знаю. Я тоже не хочу на карнавал. Домой бы.

Уильям протягивает руку, и сестра льнет к его ладони.

— Ты веришь, что мы могли ошибиться? — спрашивает девочка.

Брат пожимает плечами.

— Могли. Правда, раньше не ошибались же. Но раз Ева так спокойна…

Сибил отодвигает стул, подходит к брату, встает на цыпочки, обнимает его и целует в макушку.

— Я ее теперь боюсь. Она же тебя ударила.

Взгляд мальчишки становится по-взрослому острым и суровым. Он тихо вздыхает, смотрит в сторону открытого окна. Колышется легкая занавеска, ветер пахнет океаном.

— Будет дождь, — одними губами говорит Уильям.

Сестра лишь крепче обнимает его и тихо мурлычет. Она знает, что это успокаивает ее вторую половинку. Ее пугает неуверенность на лице Уильяма, и она старается поправить ситуацию как может.

Возвращается Эвелин, подзывает официанта, расплачивается по счету.

— Ну что, блондинчики, идем?

На улице их подхватывает людской поток — пестрая, распевающая песни, танцующая река празднующих горожан. Близнецы глазеют по сторонам, разглядывают яркие костюмы, маски, украшенные перьями и блестками, акробатов, прыгающих через голову прямо на ходу, жонглеров.

— Ева, погляди — там мистер с обезьянкой!

— Подойдите поближе, попросите у мистера погладить мартышку. Наверняка разрешит за мелкую монетку, — смеется сестра. — Только не потеряйтесь!

Она смотрит, как младшие пробираются сквозь толпу, крепко держа друг друга за руки. Кивает своим мыслям, прибивается к бродячему оркестру и идет рядом с передвижной платформой музыкантов, пританцовывая на ходу. Ей легко, хорошо и празднично, хочется петь и кружиться, поддавшись общему настрою.

«Я знаю, чего я хочу, — думает она, глядя на зажигающиеся над Нью-Кройдоном звезды. — Я точно знаю, что я такое и для чего родилась. Потерпи немного, я помогу тебе».

Мелькают тонкие руки, бьются на щеках короткие черные пряди, пляшет на груди алый мешочек гри-гри. Эвелин танцует, запрокинув лицо к небу.

— Нам разрешили погладить! У обезьянки такая жесткая шерсть, — вырывает ее из ритма танца голос Уильяма. — Ева, она замечательная!

Эвелин подхватывает близнецов под руки, тянет в круг.

— Идите к нам скорее! Танцуйте с нами!

Кто-то набрасывает на детей гирлянду из бумажных цветов, Сибил подбирает с земли ярко-алый гибискус, пристраивает за ухо. Близнецы включаются в танец — сперва робко, потом все смелее и смелее. Они старательно подражают движениям уличной танцовщицы, отплясывающей на платформе. Взрослые любуются ими, смеются.

— Какие красивые дети! Это ваши, мисс Фланнаган?

Ева оборачивается. К ней обращается худощавый мужчина солидного возраста с гладко зачесанными темными волосами с проседью. Лицо скрывает полумаска, но почему-то Эвелин уверена, что уже встречала этого господина в сером пиджаке. Где, когда — не помнит.

— Это мои брат и сестра, — отвечает Ева и настороженно спрашивает: — Мы знакомы, мистер?..

— С вами лично — нет, но я неплохо знаю ваших родителей. Близнецы все в отца, — вежливо улыбается мужчина. — А вы очень похожи на своего деда.

И, прежде чем Ева собирается спросить что-то еще, незнакомец коротко кланяется и исчезает в толпе. Девушка растеряно пожимает плечами и вскоре забывает о странном господине, поглощенная ритмом танца. Праздничная процессия приближается к городскому пляжу, ветер усиливается. Люди спускаются по каменным ступеням к океану, рассаживаются на песке. Эвелин выхватывает из толпы Сибил и Уильяма, ведет их за собой, ловко маневрируя между прохожими.

— Куда мы идем? — спрашивают близнецы.

Оба раскраснелись, Сибил пристроила свой цветок за ухо брату. Бело-розовая бумажная гирлянда, объединяющая детей, похожа на ожерелье из воздушной кукурузы.

— Это сюрприз, — таинственно отвечает Ева. — Не отставайте, мелкашки, скорее, скорее.

Она видит кого-то впереди, машет рукой. Сибил сильнее стискивает ладонь брата, заглядывает ему в глаза. Уильям напряженно всматривается в толпу, сжав губы в прямую линию.

— Дон! Эй, Дон! — кричит Эвелин.

Высокий плечистый парень оборачивается, шарит глазами по толпе. Видит Еву, удивленно вскидывает брови, машет ей в ответ. Девушка проталкивается к нему, близнецы почти бегут, стараясь успеть за ней, спотыкаются.

— Пошли-пошли-пошли! — подгоняет их Ева.

Секунды — и они догоняют Дона. Он глядит на них удивленно.

— Мадан? Не ожидал тебя тут увидеть.

— Здравствуй, — улыбается Эвелин. — Значит, судьба.

— Твои сестренки? — кивает парень на близнецов.

Сибил и Уильям смотрят на него, насупившись. Ева треплет их светлые кудри, смеется:

— Брат и сестра. У них день рождения сегодня.

Дон присаживается на корточки, растерянно улыбается:

— Прошу прощения, куклята. С днем рождения!

— Спасибо, мистер, — сурово отвечает Уильям.

— Дон, а можно тебя попросить?

Ева просто излучает обаяние, и парень мгновенно соглашается:

— Конечно, Мадан!

— Дай им разок задать ритм барабанщикам. У них талант. Сделай моим мелкашкам подарок!

Сибил и Уильям переглядываются, поднимают глаза на Еву.

— Поиграем? — шепотом спрашивает она. — Со считалочкой. Чтобы кони, да?

— Тут же люди… — неуверенно отвечает Сибил.

Эвелин обнимает ее, нежно целует в щеку.

— Малышка моя любимая, это же мои кони, да? Я буду осторожной, обещаю.

Девушка выпрямляется, глаза ее азартно сверкают.

— Играем?

Близнецы молча кивают. Дон осторожно спрашивает:

— Мадан, Этьен меня за это не прикончит?

— Этьен больше не распоряжается, — холодно отвечает Эвелин. — Ну, идем?