Онлайн книга «Вальпургиева ночь»
– К Заградке! К Заградке! Корону! Корону императора! – Она золотая. С рубином во лбу! – верещал чей-то голос с хоров. Это была Божена. Она всегда все знала. – Рубин во лбу, – обежало толпу; все были так в этом уверены, как будто собственными глазами видели камень. На цоколь поднялся какой-то человек. Это был лакей с мертвым взглядом. Взмахнув руками, он кровожадно закричал, срываясь на визг: – Корона находится в Вальдштейнском дворце! Теперь уже никто не сомневался: – Корона – в Вальдштейнском дворце! Позади орущей своры «братья горы Хорив» в сумрачном молчании несли на каменных плечах Отакара и Поликсену. Облаченный в пурпурную мантию князя Борживоя, Отакар держал в руке скипетр. Барабан замолк. В Поликсене поднималась непримиримая, жгучая ненависть к этой бестолково орущей черни, которая могла вот так, разом, прийти в восторг и теперь глотать жадные слюни в ожидании предстоящего грабежа. «Они злее бестий и трусливее уличных шавок»; она с жестоким наслаждением подумала о неотвратимом конце: треск пулеметов – и горы трупов. Взглянула на Отакара и облегченно вздохнула: «Он ничего не видит и не слышит. Как во сне. Дай Бог, чтоб его настигла скорая смерть! Раньше, чем он проснется!» Собственная судьба ей была безразлична. Ворота Вальдштейнского дворца крепко забаррикадированы. Толпа карабкается на садовую стену – и низвергается вниз с окровавленными руками: карниз утыкан бутылочными осколками и железными пиками… Кто-то принес тяжелую балку. Множество рук подхватило ее. Раз за разом таран обрушивался на дубовые брусья, пока не согнулись железные петли и ворота не разлетелись в щепы… Посреди сада одиноко стояла лошадь с красной уздой и желтыми стеклянными глазами; на спине ярко-красная попона, копыта привинчены к доске на колесах. Она ждала своего господина. Отакар, склонив голову, неподвижно смотрел в стеклянные лошадиные глаза; придя в себя, он провел рукой по лбу. Потом один из «братьев горы Хорив» подошел к чучелу, взял за узду, выкатил на улицу, и Отакара посадили на коня; тем временем толпа с пылающими факелами устремилась в открытый дом. Оконные рамы рушились на мостовую, стекло дробилось на тысячи осколков; серебро, золоченые доспехи, усыпанное драгоценными камнями оружие, бронзовые часы со звоном падали на камни, из всего этого вырастали горы; никто из «таборитов» ни на что не покусился. Из зал слышался треск рвущейся ткани – это ножами раздирали старинные гобелены. – Где корона? – прорычал дубильщик Гавлик. – Короны здесь нет! – Смех и улюлюканье. – Она должна быть у Заградки, – сквозь общее ржание с трудом пробился чей-то голос. Мужчины подняли на плечи лошадь и, затянув дикую гуситскую песню, двинулись с лающим барабаном во главе к Туншенскому переулку. Высоко над ними в развевающемся на ветру пурпуре на лошади Валленштейна сидел Отакар; казалось, он уносится по их головам куда-то в небо… Вход в переулок преграждала баррикада; отряд седовласых слуг под предводительством Моллы Османа встретил бунтовщиков револьверными выстрелами и градом камней. Поликсена узнала татарина по красной феске. Стараясь защитить Отакара, она направила на защитников поток энергии; авейша подобно молнии пронзило их ряды; охваченные паническим страхом, они обратились в бегство. Только на Моллу Османа авейша не оказало никакого действия. Не двинувшись с места, он спокойно поднял руку, прицелился и выстрелил. Пораженный в сердце, дубильщик Станислав Гавлик вскинул руки и рухнул на землю. Барабанный бой оборвался. Но сейчас же – кровь у Поликсены застыла в жилах – яростно вскипел снова, еще глуше, еще резче, еще ужасней. В воздухе, отражаясь эхом от стен, из земли – отовсюду. «Слуховая галлюцинация. Это невозможно. Мне просто кажется», – прошептала она, напряженно вглядываясь: дубильщик лежал лицом вниз, вцепившись пальцами в баррикаду, но барабан исчез – и лишь его рокот, ставший вдруг пронзительно высоким, неистовствовал на ветру. В едином порыве «табориты» смели камни; путь был свободен. Татарин продолжал стрелять, потом отбросил револьвер и побежал к дому графини Заградки, окна которого были ярко освещены. Оглушенная ни на миг не прекращающейся барабанной дробью в ушах, Поликсена видела себя уносимой потоком штурмующих; рядом, над головой, плыла, покачиваясь, мертвая лошадь, распространяя дурманящий запах камфары. И там, наверху, – Отакар. В неверном сиянии факелов Поликсене привиделся какой-то человек; подобно тени он мелькал там и сям, появлялся и исчезал вновь. Казалось, он был наг, с митрой на голове; она не могла рассмотреть как следует. Его руки били в невидимый барабан. Когда процессия остановилась перед домом, он – призрачный барабанщик – вдруг возник, словно сгусток дыма, в верхнем конце переулка – и барабанный рокот стал каким-то далеким, зовущим. «Он наг; его кожа натянута на барабан. Он – змея, которая живет в людях, а когда они умирают, она сбрасывает кожу. Я – грунтовая вода», – мысли Поликсены смешались. Тут над балконными перилами второго этажа она увидела бледное, искаженное ненавистью лицо своей тетки Заградки. Слышен был ее резкий смех и крик: – Прочь отсюда, вы, собаки! Прочь! Яростный рев поднимавшейся по переулку толпы становился все ближе и ближе. – Корону! Пусть отдаст корону! Она должна дать своему сыну корону! – стали различимы отдельные голоса. «Ее сын?! – возликовала Поликсена; дикий необузданный восторг переполнил ее. – Отакар из моего рода!..» – Что? Что они хотят? – оглянувшись в глубь комнаты, спросила графиня. Татарин, кивнув, что-то ответил; язвительная насмешка прозвучала в голосе старухи: – Вот оно что! Он хочет быть коронованным, этот… этот Вондрейк? Ну что ж, я дам ему – корону! Старуха исчезла в комнате. Сквозь тонкие гардины была видна ее тень; она нагнулась, как будто что-то поднимая, и снова выпрямилась. Снизу в двери молотили пудовые кулаки: – Открывайте!.. Лом сюда!.. Корону! Графиня Заградка появилась на балконе – руки она держала за спиной. Отакар – в седле стоявшей на плечах «братьев» лошади – был вровень с графиней; лишь несколько метров разделяло их. |