Онлайн книга «Голем»
В воздухе чувствовалось напряжение, я не отдавал себе в нем отчета, но оно существовало, как нечто ощутимое, и через несколько секунд так сильно мною овладело, что я от беспокойства не знал, что и сделать: зажечь ли свет, захлопнуть ли дверь, или сесть, или начать ходить по комнате. Не проник ли кто-нибудь сюда в мое отсутствие и не спрятался ли? Не передался ли мне его страх быть обнаруженным? Быть может, Вассертрум приходил сюда? Я приподнял гардины, открыл шкаф, заглянул в соседнюю комнату: никого. И шкатулки никто не сдвинул с места. Не лучше ли без всяких промедлений сжечь письма, чтоб раз и навсегда освободиться от тревоги? Я уже полез в жилетный карман за ключом… – но разве необходимо сейчас же это сделать? У меня есть еще время до завтрашнего утра. Прежде всего зажечь огонь! Я не мог найти спичек. Запер ли я дверь? Я сделал несколько шагов назад. И остановился опять. Откуда вдруг этот страх? Я хотел упрекнуть себя в трусости: но мысль вдруг остановилась. Сумасшедшая мысль пришла мне в голову: как можно быстрее вскочить на стол, схватить кресло, поднять его и раздробить череп тому, кто там ползет по полу… когда… когда он подойдет ближе. «Но ведь здесь никого нет, – сказал я себе громко и раздраженно, – разве ты был когда-нибудь трусом?» Это не помогло. Воздух, которым я дышал, становился разреженным и острым, как эфир. Хоть бы что-нибудь реальное увидеть, даже самое страшное, и тотчас исчез бы мой страх. Но не было ничего. Я осматривал все углы. Ничего. Всюду хорошо знакомые предметы: мебель, сундук, лампа, картина, стенные часы – безжизненные, старые, верные друзья. Я надеялся, что они преобразятся в моих глазах и дадут мне повод объяснить себе давившую меня тревогу каким-нибудь обманом зрения. И этого не случилось. Они остались верны своей форме. Даже слишком неподвижны для господствовавшей кругом полутьмы. «Их гнетет то же самое, что и меня, – почувствовал я. Они не решаются сделать малейшее движение». Почему не тикают часы? Обступившая напряженность поглощает все звуки. Я потряс стол и удивился, услышав все же шум. Хоть бы ветер свистнул под окном! Даже этого нет. Или дрова затрещали бы в печке, – но огонь погас. И неизменно все та же напряженность в воздухе – без пауз, без перерывов, как струя воды. Напрасно все мои чувства свернулись в клубок, как бы перед прыжком! Мне казалось, что я этого не вынесу. Во всем пространстве метались чьи-то взоры, но я не мог их уловить, повсюду блуждали чьи-то руки, которых я не мог схватить. «Это ужас, который сам себя порождает, парализующий ужас перед непостижимым. Ничто, которое не имеет формы и превышает границы нашей мысли», – смутно понял я. С упорством пригвоздился я к месту и ждал. Ждал добрых четверть часа: не обмануть ли это невидимое существо, подвести его ближе ко мне и схватить?! Я стремительно обернулся назад: снова ничего. Все то же опустошающее Ничто, – его не было, и все же комната была полна его гнетущим существованием. Не убежать ли? Что мне мешает? «Оно пойдет за мной», – с отчетливой уверенностью понял я в тот же миг. Я понял, что и свет мне не поможет, и все-таки я продолжал искать спички, пока их не нашел. Но фитиль свечки не разгорался и все тлел: маленький огонек не мог ни жить, ни умереть, и когда он, наконец, уже завоевал себе чахоточное существование, он засветился, как грязная желтая жесть. Нет, уж лучше темнота. Я потушил свет и, не раздеваясь, бросился на постель. Считал удары своего сердца: раз, два, три, четыре – до тысячи, и опять сначала – часы, дни, недели, как мне казалось, пока мои губы не высохли, и волосы не встали дыбом: ни секунды облегчения. Ни единой. Я начал произносить первые попадавшиеся слова: «принц», «дерево», «дитя», «книга». Я судорожно повторял их, пока они не стали раздаваться во мне бессмысленными, страшными звуками из каких-то доисторических времен, и я должен был напрягать все свои умственные способности, чтоб вновь осмыслить их значение: п-р-и-н-ц?… к-н-и-г-а? Не сошел ли я с ума? Не умер ли я?.. Я ощупывал все вокруг. Встать! Сесть на стул! Я бросился в кресло… Хоть бы смерть, наконец, пришла! Только бы не чувствовать этого бескровного страшного напряжения! «Я-не-хочу… я-не-хочу, – кричал я. – Слышите?!» Бессильно я откинулся назад. Я не мог ощутить себя живым. Не будучи в состоянии ни думать, не действовать, я уставился взором вперед. «Почему он так настойчиво предлагает мне зерна?» – нахлынула на меня мысль, исчезла, вернулась. Исчезла, опять вернулась. Постепенно становилось ясно, что передо мною странное существо: он тут, может быть, уже все время, пока я здесь сижу… Вот он протягивает мне руку. Некто в сером, широкоплечий, ростом в среднего, плотно сложенного человека, стоит, опираясь на спирально выточенную трость светлого дерева. Там, где должна была быть его голова, я мог различить только туманный шар из сизого дыма. Тяжелый запах сандалового дерева и сырости исходил от призрака. Чувство совершенной беззащитности едва не лишило меня сознания. Вся давняя, разъедавшая меня мука превратилась теперь в смертельный ужас и приняла форму этого существа. Инстинкт самосохранения подсказывал мне, что я сойду с ума от ужаса и отвращения, если увижу лицо призрака, предостерегал меня, кричал мне в уши, – и все же притягивал меня, как магнитом, и я не мог отвести глаз от сизого туманного шара, и в нем искал глаза, нос и рот. Я напрягал все свои силы: туман оставался неподвижным. Правда, мне удавалось приставлять мысленно разные головы к этому туловищу, но каждый раз я знал, что это плод моего воображения. Они расплывались в тот самый миг, как я создавал их. Только форма египетского ибиса еще удерживалась. Очертания призрака неуверенно рисовались в темноте, едва заметно сжимаясь и снова расширяясь, точно от медленного дыхания, пробегающего по всему телу: единственное движение, которое можно было уловить. Вместо ног в пол упирались обрубки костей. А мясо, серое, бескровное, выпячивалось своими краями на высоте перехвата. Неподвижное существо протягивало мне свою руку. |