Онлайн книга «Голем»
Кельнерша раздумывает. – Из посетителей? нет… Постойте: биллиардный маркер, вон тот, что играет там со студентом в карамболь – видите? Вон тот, с крючковатым носом, старик – он здесь всегда жил и все вам расскажет. Позвать его, когда он кончит? Я смотрю туда, куда указывает кельнерша. Длинный, седой старик стоит, прислонившись к зеркалу, и натирает мелом свой кий. Потертое, но исключительно благородное лицо. Кого он мне напоминает? – Барышня, как зовут маркера? Кельнерша стоит, опершись локтем о стол, лижет языком карандаш, бесконечное множество раз торопливо пишет свое имя на мраморной доске и каждый раз быстро стирает его мокрым пальцем. Одновременно она бросает мне более или менее пылкие, страстные взгляды, – как случится. При этом она, разумеется, приподымает брови, потому что это придает таинственность взгляду. Барышня, как зовут маркера? – повторяю я свой вопрос. Я вижу по ней, что она охотнее услышала бы вопрос другого рода: почему на вас не один только фрак? или что-нибудь подобное, но я не спрашиваю этого, голова моя слишком полна моих мечтаний. – Как там его зовут, – говорит она с надутым лицом. – Ферри его зовут. Ферри Атенштедт. (Ах, так? Ферри Атенштедт!.. Гм, – еще один старый знакомый). – Расскажите мне все, что вы знаете о нем, барышня, – говорю я ей с лаской в голосе и тут же чувствую потребность подкрепить себя коньяком. – Вы так мило разговариваете. (Я сам себе противен). Она с таинственным видом наклоняется ко мне так близко, что ее волосы щекочут мне лицо, и шепчет: – Этот Ферри был когда-то тертым калачом. Он как будто из старого дворянского рода, а, может быть, это только говорят о нем, потому что он не носит бороды… и будто бы был очень богат. Одна рыжая еврейка, которая чуть не с детства была «такой» – (она снова быстро написала несколько раз свое имя), – совершенно высосала его – в отношении денег, разумею я. Ну, а когда у него больше не было денег, она бросила его и вышла замуж за одну важную особу: за… (она прошептала мне в ухо какое-то имя, которого я не расслышал). – Важная особа, разумеется, должна была лишиться всех титулов и зваться просто: фон Деммерих. Ну, вот! А того обстоятельства, что она была когда-то «такой» – он поправить уже не мог. Я всегда говорю… – Франц! Получай! – кричит кто-то с эстрады. Я оглядываю залу и слышу вдруг тихое металлическое жужжание, – точно жужжание сверчка – позади себя. Я с любопытством оборачиваюсь. Не верю своим глазам. Обернувшись лицом к стене, с маленьким, как папиросная коробочка, музыкальным ящиком в дрожащих пальцах скелета, дряхлый, как Мафусаил, сидит слепой старик Нафталий Шафранек в углу и вертит маленькую ручку. Я подхожу к нему. Шепотом, неуверенно поет он про себя: «Фрау Пик, Фрау Гок О красных, синих звездах Болтали меж собой». – Вы не знаете, как зовут этого старика? – спросил я проходившего мимо кельнера. – Нет, господин, никто не знает ни его, ни его имени. Он сам забыл его. Он совершенно одинокий. Ему, изволите знать, 110 лет. Он каждый вечер получает у нас бесплатный кофе. Я наклоняюсь над стариком, шепчу ему на ухо: «Шафранек!» Как молния его пронизывает это слово. Он бормочет что-то проводя рукою по лбу. – Вы понимаете меня, господин Шафранек? Он кивает головой. – Так слушайте же хорошенько! Я у вас спрошу кое-что о прошлом. Если вы мне на все как следует ответите, вы получите гульден: вот, я кладу его на стол. – Гульден, – повторяет старик и немедленно начинает неистово вертеть ручку своего гудящего музыкального ящика. Я крепко сжимаю ему руку. – Подумайте, как следует! Не знали ли вы тридцать три года тому назад одного резчика камей, по фамилии Пернат? – Гадрболец! Портной! – задыхаясь, лепечет он, и по всему лицу его расплывается улыбка; он думает, что я рассказал ему замечательный анекдот. – Нет, не Гардболец… Пернат! – Перелес?! – он в полном восторге. – Нет, не Перелес… Пер-нат. – Пашелес?! – он стонет от радости. В отчаянии отказываюсь от дальнейших попыток. – Вы просили меня, милостивый государь? – передо мной стоит маркер Ферри Атенштедт и холодно кланяется. – Да. Совершенно верно. Мы сыграем тем временем партию на биллиарде. – На деньги? Я даю вам 90 на 100 вперед. – Отлично: на гульден. Начните вы, маркер. Его светлость берет кий, нацеливается, ударяет, на лице его появляется выражение досады. Я знаю эти штуки: он дает мне вперед 99 очков, а затем кончает партию одним ходом. Мне все становится интереснее и интереснее. Я иду прямо к цели: – Припомните, господин маркер: не знали ли вы, много лет тому назад, примерно в те годы, когда обвалился каменный мост, в еврейском городе некоего Атанасиуса Перната? Человек в белой, с розовыми полосками, полотняной тужурке, с косыми глазами и маленькими золотыми серьгами, сидящий на скамье у стены и читающий газету, вздрагивает, пристально смотрит на меня и крестится. – Пернат? Пернат? – повторяет маркер и напряженно думает. – Пернат? Он был высокий, худой? Русые волосы, коротко остриженная острая бородка? – Да, совершенно верно. – Лет сорок ему было тогда. Он был похож на… – Его светлость вдруг взглядывает на меня удивленно… Вы не его родственник? Косоглазый крестится. – Родственник! Даже смешно. Нет. Я только интересуюсь им. Знаете вы еще что-нибудь о нем? – спокойно говорю я, но чувствую, что сердце мне сжимает ледяной холод. Ферри Атенштедт снова задумывается. – Если не ошибаюсь, его тогда считали помешанным. Однажды он заявил, что его зовут… подождите, подождите – да: Ляпондер! А затем как-то он стал выдавать себя за некоего… Харусека. – Ничего подобного! – вмешивается косоглазый. – Харусек действительно существовал. Мой отец получил от него в наследство не одну тысячу флоринов. – Кто это? – спросил я вполголоса у маркера. – Это перевозчик, а зовут его Чамрда… А что касается Перната, то мне помнится, что он впоследствии женился на очень красивой смуглой еврейке. «Мириам!» – говорю я про себя и так волнуюсь, что руки у меня дрожат, и я не могу больше играть. Перевозчик крестится. – Да что это с вами такое сегодня, господин Чамрда? – с удивлением спрашивает маркер. – Этого Перната никогда не было, – вскрикивает косоглазый, – Я не верю. |